Герой - Мазин Александр

— Это они булгар согнали, — заметил Духарев.

С доростольской стены воеводы смотрели, как ромеи возводят укрепленный лагерь на небольшом холме примерно в пяти стрелищах от города. Строили на совесть: частокол, ров, сторожевые башенки...

— Всерьез устраиваются, — проворчал Икмор. — Должно быть, крепко мы им вчера всыпали, что они теперь открытым лагерем стоять боятся.

— Да нет, это у них обычай такой, — возразил Сергей. — Так еще издревле у них повелось: первым делом такой вот лагерь построить. Между прочим, правильный обычай. Помнишь, два года назад их войско с царевичами к Преславе шло? Так если бы не этот обычай, я бы им ночью задал жару. Хотя тут они, конечно, поосновательней строят, и это тоже понятно. Ведь не на одну ночь — на месяцы. Понимает кесарь ромейский — с наскока такой город не взять.

— Да ему вообще нас не взять! — сердито сказал Икмор. — Нас здесь восемнадцать тысяч, и с нами Святослав! И припасов на пятьдесят дней. Меч им в глотку, а не Доростол!

— То-то и оно, что на пятьдесят. Сейчас апрель. А Цимисхий может под стенами хоть всё лето простоять. И что тогда?

— А то, что сядем на лодьи, переправимся через Дунай и возьмем на тамошних смердах, сколько нужно.

— Сюда флот ромейский идет, — напомнил Духарев.

— Сомневаюсь я. Шел бы, так уж давно был бы здесь.

Духарев промолчал. После того как он убил Гуннара и перерезал людей Мышаты, доверие к нему пошатнулось. Его теперь считали немного тронутым. Уважали по-прежнему: для здешнего воина легкое безумие было почти нормой, особенно — в бою. Но для воеводы и ближнего княжьего мужа «сдвинутый шифер» — свойство категорически неприемлемое.

— Десять золотых гривен, — сказал Духарев.

— Что — десять гривен?

— Если ромейский флот придет сюда в течение двух недель.

— Принято! — мгновенно отреагировал Ингвар.

Между тем ромеи на холме почти закончили. Воеводы увидели, как они поднимают вверх длинные копья и навешивают на них щиты. Неплохая оборонительная идея.

На помост взобрался княжий отрок.

— Здравия вам, воеводы! Великий князь на совет зовет!

Патриарший дворец, избранный Святославом в качестве ставни, от «нашествия варваров» изрядно утратил лоск. Похоже, с тех пор как отбыл патриарх, тут никто не убирал. Только мусорили. Хорошо хоть костры не разжигали в залах.

Совет длился недолго. Собственно, это был не совет. Святослав уже принял решение и сейчас просто сообщил его воеводам.

Доростол не отдавать. Стоять крепко, но воевать активно, изнуряя врага внезапными вылазками.

Этакий воинственный спич на тему: победа будет за нами. Но ничего конкретного.

Что удивило Духарева, так это отсутствие на совете Калокира. Что же получается: патрикий смылся?

Спрашивать у Святослава, куда делся патрикий, Духарев не стал. Спросил позже у Стемида. Тот навел справки и выяснил, что Калокир отбыл из Доростола еще позавчера. С полусотней собственных фемных катафрактов. Куда — неизвестно. Но Святослав провожал его лично. Следовательно, великий князь — в курсе. Ну и ладно.

После совета Духарев зашел проведать своих раненых гридней.

Под госпиталь были отданы несколько залов патриаршьего дворца и часть прилегающего к нему монастыря.

Пока больше половины госпитальных площадей пустовало. Но радости от этого мало. Для первого боя потери были огромные. Оставалось надеяться, что противник потерял еще больше. Все раненые были обихожены. Лекарям русов помогали сведущие во врачевании булгарские монахи. Пока медперсонал справлялся.

Во вчерашнем бою дружина Духарева потеряла семнадцать человек убитыми и около трех десятков — ранеными. Это не считая тех, чьи ранения были настолько легкими, что они остались в строю. Невеликие потери в сравнении, скажем, со смоленскими или полоцкими, которые стояли в пешем строю. Но Духареву был дорог каждый дружинник, потому с каждым из раненых (кроме двоих, пребывавших без сознания) Духарев поговорил обстоятельно. Подбодрил.

Выходя из дворца, Сергей встретил Устаха.

Устах был мрачен. Во вчерашней сече полегло больше трети его гридней.

Духарев утешать его не стал: путь воина всегда вдоль Кромки идет.

Пошли в ближайшую харчевню — помянуть усопших.

Увидев знатных русов, хозяин залебезил, засуетился, быстренько выставил из «VIP-подвала» каких-то местных богатеев, в две минуты «накрыл поляну».