Киевские ведьмы. Выстрел в Опере - Лузина Лада

Рыжая сидела на краю дивана, сутулясь и опустив глаза, точно ее терзало изнутри неразрешимое и гнетущее нечто.

— Да, можем, — бесцветно сказала она. И коротко пояснила: — Я считаю, мы можем ведьмовать.

— Ты че?! — возмутилась Земплепотрясная Даша. (Громко че-кать по любому поводу — было одной из неискоренимых Дашиных привычек!) — Ты че, Маш, совсем вдруг того? Во всех фильмах ведьмам запрещено пользоваться колдовством для личной выгоды.

— Мы — не ведьмы. Мы — Киевицы! — напомнила Маша. Она неотрывно смотрела на свои сцепленные в замок руки, сиротливо стиснутые между коленями. — Наша власть — дар, такой же, как и любой другой. И запрещать нам пользоваться своим даром для личных нужд, так же абсурдно, как запрещать писателю вести личный дневник, а балерине танцевать на дискотеке для собственного удовольствия. Мы можем делать все, что хотим. Просто, мы не должны делать зло, как в магии, так и без нее, не должны отбирать у кого-то что-то, не должны ведьмовать в тайне друг от друга. Но я не могу понять, почему, если я боюсь высоты, я не могу применить заклятие «Рать» против страха? Или облегчить с помощью заговора «Сет» роды… жене своего брата.

— А у твоего брата жена ребенка ждет? — заинтересовалась новой темой Землепотрясная.

— За-ме-ча-тельно! — приняла прозвучавший тезис Катя, выказывая восхищение, как Машиным выводом, так и точностью ее формулировок.

— Ну, если в таком плане, я тоже не против, — протянула Даша.

Из чего мой читатель может способен без труда сделать вывод: рыжая, грустная и невразумительная невзрачная Маша и была тем единственным, что связывало между собой несовместимых Дашу и Катю.

Помимо…

— Теперь второй вопрос, — объявила Катерина Дображанская. — Как нам жить дальше? Как управлять Киевом?

— А ты у нас чо, председатель? — немедленно взъелась Чуб. — Опять решила командовать? И очки снова надела! В них же простые стекла, сама признавалась…

— Пусть она побудет председателем, тебе что, жалко? — вздохнула Маша, не отрывая глаз от своих мающихся рук. — Она ж пытается как-то наладить нашу жизнь, после того как нам ее разрушили.

— Хорошо. Пусть. Только недолго, — мгновенно согласилась Чуб и, расслабленно откинувшись на спинку дивана, погладила рыжую «горжетку».

«Горжетка» вибрирующе замурчала и, для полноты счастья, потянулась ленивой лапой к Машиным кудряшкам.

Маша слепо мотнула головой.

Красивая Катя помолчала, давая понять, что перебили ее незаслуженно, и принялась излагать:

— Пять дней назад мы случайно стали ведьмами.

— Киевицами, — упрямо поправила Маша.

— Киевицами, — покорно приняла поправку Катя.

— И спасли мир! — похвасталась Чуб.

— Только Киев, — поправила Маша.

— Ну и что? — отбилась от умаления их подвига Чуб. — Можно подумать спасти Киев — не землепотрясно!

(Вставлять словечко «Земплепотрясно» к месту и не к месту — было второй Дашиной привычкой).

— Можно не перебивать?! — Доброжанская оскалила губы и, сложив руки на груди, припечатала Земплепотрясную Дашу взглядом. — Мы — Киевицы. Мы властвуем над Киевом.

— Так же, как и он над нами. — Судя по всему, Маша не терпела нечеткости формулировок.

— Так же как и он. — Судя по всему, в отличие от Дашиных реплик, Машины правки, Катя воспринимала бесконечно толерантно. — У нас есть личный офис, — Дображанская окинула взором круглую комнату Башни, затянутую в дубовый корсет книжных шкафов, — куда не может попасть ни один человек.

— Если у него нет ключа, и он не знает пароля, — сказала Маша.

— Есть три говорящие кошки.

— Только две, — весело хрюкнула Чуб. — Бегемот с нами не разговаривает!

Кончик хвоста черного кота недовольно задергался.

— Есть килограммов сто, сто пятьдесят раритетного золота, которое преподнесли нам на шабаше киевские ведьмы, и которое надо еще как-то реализовывать, — проигнорировала Дашину реплику Катя.

— Зачем? — Чуб рефлекторно вцепилась в свою серьгу. — Я свое золото носить буду.

— …И самое главное, — окончила Катя. — Книга Власти!

— Книга Киевиц, — сказала скрупулезная Маша.

В то время как Катя подошла к тонконогому дамскому бюро, на коем возлежала упомянутая ими вещь книга, и с вожделением прикоснулась пальцами к черному перелету.

— А еще мы должны каждую ночь дежурить на Старокиевской горе, — влезла Чуб.