Герой - Мазин Александр

— А тебе зачем знать?

— Затем, чтобы знать, с кем говорить буду.

— Ежели воевода Претич станет с тобой говорить.

— Еще как станет, если скажут ему, что сын воеводы Серегея к нему из Киева приплыл.

— Какого Серегея? Он же с великим князем на булгар ушел!

— Он ушел, а я остался. Скажи хлопцу своему, чтоб не баловался. Рука у него дрожит. Кто ж лук так долго внатяг держит!

— А я тебя признал! — старший на лодье расплылся в улыбке. — Ты — Артём, выряжский сотник. Эй, весла на воду! Кормчий, правь к берегу. Прости уж, сотник, что не сразу признали! В такой одежке да с этакой гривой.

— Без этой гривы мне копченые бы враз голову отрезали. А ежели одежку другую дашь — благодарен буду. Негоже к воеводе в засаленных тряпках идти.

— Дам, дам, — воин полез под скамью, достал кожаный тючок. — Тут рубаха моя и портки. Тебе, правда, великоваты будут...

— Ничего, подвяжу, — Артём стянул печенежскую куртку и собственную мокрую рубаху.

— С копченого снял, сотник? — льстиво поинтересовался парень, вытянувший Артёма из воды.

— Мамка сшила. Из шкуры отрока одного.

— Как это? — опешил парень.

— А так. Ходил всё вокруг, вопросы глупые задавал. Надоел.

— Артём! — Воевода черниговский Претич распахнул объятья. — Рад!

— А уж как я рад, воевода! — Артём коснулся щекой пахнущей дымом бороды.

— Здрав будь, хоробр! С той стороны?

— С той, — подтвердил Артём.

— И что там?

— Копченые, — лаконично ответил Артём. — В осаде Киев.

— Это мы знаем. Много ли степняков?

— Много. А с тобой сколько?

— Пять больших сотен.

— Мало! — огорчился Артём.

— Так сколько есть. Я как услыхал, что к Киеву печенеги подступили, так сразу всех своих на-конь да на лодьи — и сюда. Что в Киеве?

— Худо. Воды мало. Еды — тоже. Матушка-княгиня хочет с княжичами печенегам отдаться, чтоб копченые от Киева отошли. Говорит: придет Святослав — выкупит.

— Вот глупость какая! — воскликнул воевода. — Вот что бывает, когда баба воями верховодит. Это всё от веры вашей христианской, слабосильной! — добавил он в сердцах. — Слыхал, слыхал я эти речи!

— Ольга — княгиня, — напомнил Артём. — И о христианах, воевода, худого не говори.

— Да я не худое говорю, а правду! Коли захотела, старая, собой от копченых откупиться, так и шла бы сама. Княжичей — зачем? А что ж Ярополк с Олегом? Неужели согласны?

— Может, и не согласны, а против воли Ольги не пойдут.

— Эх, была б хоть мать их жива...

Артём пожал плечами.

— Что ж делать? — озадачился воевода. — Эх, худые ты вести принес, сотник, худые... Голоден?

— Есть немного. К печенежскому котлу присаживаться не стал. К тебе торопился.

— Зайчатины отведаешь?

— Да уж не откажусь.

— Сейчас принесут. А ты пока расскажи, как сюда добирался. Чаю, занятная была история...

— Кому как. Слышь, воевода, надо гонцов слать к Святославу.

— А сами что ж не послали?

— Посылали, — буркнул Артём. — Наших гонцов печенеги переняли. Я первый мимо них прошел.

— Перун молниерукий! Так великий князь ничего о беде не ведает?

— Что ведает Святослав Игоревич, мы с тобой, воевода, знать не можем. А гонца послать надо.

— Гонца-то я пошлю, да что толку? Когда еще Святослав помощь пришлет. А ежели детки его с матушкой княгиней в печенежском полоне окажутся, это ж совсем беда! Что ж делать-то?

— У меня спрашиваешь, воевода?

Претич не ответил. Думал. Артём не торопил. Ему как раз принесли зайчатину на пшеничной лепехе и кувшинчик меда.

Пока он ел, Претич кликнул одного из своих сотников, солидного варяга с синими усами, пошептал ему на ухо, спросил:

— Всё понял?

— Всё, батька!

— Тогда бегом исполняй!

И сотник бросился исполнять. Бегом, позабыв о солидности.

Артём покончил с зайчатиной и почувствовал себя значительно бодрее. И мысли в голове забегали проворней.

— Слышь, воевода, а сколько у тебя лодий? — спросил он.

— Шесть больших и две дюжины малых.

— А холста белого локтей триста найдется?

— Можно поискать. А зачем тебе?

— А краски есть?

— С этим труднее. Но могу послать отрока в соседний городок. Что ты задумал, сотник?

Артём загадочно улыбнулся.

— Вот доставят краски и холст — тогда увидишь. А пока отбери из своих пяти сотен двести молодцов видом погрознее. И еще знаешь что, пошли-ка ты гонцов в Смоленск и иные ближние города. Пусть собирают воинов...