Андреевское братство - Звягинцев Василий

Душевное равновесие, достигнутое на базе определившегося социального статуса: «журналист, ведущий частное расследование», – вернуло мне утраченный было вкус к краскам и звукам окружающего мира.

Под вечер я оказался почти у цели.

В дебрях вологодских лесов, неподалеку от старинного городка Кириллова, была у меня дача. Даже не то чтобы в полном смысле этого слова дача, а крепкая рубленая изба, слегка переоборудованная, стоящая вроде и в черте престижного дачного поселка, но и на отшибе, отделенная от крайних домов оврагом. Так что истинные дачники меня своим не считали. Меня это устраивало, избавляя от необходимости участвовать в общественной жизни здешнего социума.

Наезжал я сюда нерегулярно, с интервалами от месяца до года, когда появлялось вдруг желание поработать «вдали от городского шума» или просто расслабиться…

В Москве мало кто знал о наличии у меня сего «приюта отдохновения», для аборигенов здесь я тоже как бы не существовал, поэтому в нынешней ситуации убежище показалось мне надежным…

…Я едва успел затормозить. Прямо мне под колеса вылетел рослый вороной жеребец. Осаженный чересчур нервным рывком поводьев, он поднялся на дыбы, крутнулся на задних ногах и стал поперек дороги, шумно всхрапывая.

– Опасно ездишь, Марк Аврелий, – приветствовал я всадника, выходя на дорогу и разминая затекшие ноги и спину.

Он спрыгнул с коня, звякнул шпорами. Пятнадцатилетнего, если не ошибаюсь, отрока, соседского сына, действительно звали Марк, а дополнительные римские имена я придавал ему без всякой системы, по настроению. Прошлый раз, кажется, он был Марк Юний Брут. Я старался не повторяться, но на Аврелии мои запасы исчерпывались. Надо будет полистать первоисточники. Светония там, Аммиана Марцеллина…

– Здравствуйте, дядя Игорь! Вернулись наконец? – Парнишка был искренне рад. Приятно, когда твое появление вызывает у человека положительные эмоции, а не выстрел в упор, к примеру…

Мы присели на обочине и неторопливо начали обмениваться информацией. Меня в данный момент интересовало лишь одно: не появлялась ли здесь Алла? Но спросил я о ней между прочим, когда все достойные мужской беседы темы были исчерпаны.

Ответ Марка меня расстроил. Я все же не на шутку надеялся, что Алла догадалась использовать дачу как убежище. Теперь все становилось совсем уж беспросветно…

– Да, дядя Игорь, зато вас сегодня тип какой-то спрашивал. Я когда вас увидел, удивился даже, какое совпадение, а потом заговорился и забыл, а сейчас вспомнил.

– Ну? Очень интересно, – я напрягся, но не подал вида. – И какой из себя?

– Мне он не понравился… Такой… членистоногий… – мальчик повертел пальцами в воздухе и довольно похоже описал вчерашнего аэропортовского незнакомца.

Все мои надежды рухнули разом. Убежища больше нет, и – что страшнее всего – любые мои замыслы для них открытая книга.

– …перед обедом. Походил по поселку, потом увидел меня, я как раз Агата выводил, и спросил, не видел ли я вас. Я показал ваш дом и сказал, что вас с прошлого лета не было… – продолжал объяснять Марк. Очень обстоятельный, педантичный даже юноша.

– И все? – спросил я.

– Все. Ушел по Пихтовой аллее. Я думаю, на станцию. Он без машины был… А я потом пообедал и поехал в лес. Тут у меня одна поляна есть, для тренировок. Я стипль-чезом думаю заняться. А тут и вы подъехали…

– Ладно, Марк… – мне очень не хотелось вмешивать парня в эту историю, но другого выхода просто не было. Надо только прямо сейчас сочинить сказочку поубедительней. – … Я на тебя очень надеюсь. Дело в том, что, похоже, у меня наметились крупные неприятности… Помнишь историю про пришельцев с Антареса?

– Конечно! – У Марка глаза округлились от предчувствия.

– Боюсь, что та история не закончилась. Но – тайна! Они, очевидно, вышли на мой след… А твой тип слишком напоминает их агента… Понял? Мне придется временно скрыться. Только ты можешь мне помочь… Прежде всего – никому ни слова. Ни отцу, ни матери, ни друзьям. И каждый день, на закате, когда солнце скрывается за лесом, жди меня на северном берегу озера. Знаешь, где бани. Как бы между прочим подъезжай туда, задержись, на озеро посмотри, подпругу поправь… Если меня не будет, уезжай. На другой день – снова. И наблюдай. Если что узнаешь, заметишь, услышишь, сообщай мне… Да, какой у тебя личный номер на компьютере? Возможно, я и так с тобой свяжусь…

За несколько минут мы с Марком согласовали еще ряд условий конфиденции.

– И вот что – переключи на себя мой закрытый канал… – я объяснил, как это сделать. – И запомни еще раз, очень прошу тебя, в буквальном смысле никому ни слова. Даже и Алле, если она вдруг объявится. Только после встречи со мной…

Марк ускакал, переполненный впечатлениями, а я вновь направил вездеход в самую глубь леса.

Петля затягивалась настолько туго, что становилось трудно дышать.

Один только, самый последний шанс остался у меня.

Враги знают о моей даче, но ищут меня скорее наобум. Иначе не шлялся бы здесь этот тип. Раньше, чем я реально мог сюда приехать. Значит, выследить не смогли, мой трюк в отеле прозевали, и бороться с ними можно. Впервые за двое суток я опередил их в темпе. Следующий же мой ход просчитать вообще невозможно, ибо знать об этом варианте не может ни одна душа в мире… За исключением Марка. И Аллы. Да и им вряд ли вспомнится.

Я дождался ночи, спрятав вездеход в густых зарослях орешника, не выпуская из рук своего гарпунного ружья и прислушиваясь к каждому звуку.

Летние северные сумерки тянулись чересчур долго, особенно если учесть, что я не ел уже сутки.

В полной темноте я вышел по берегу озера к тяжелым башням монастыря. Слева от арки Водяных ворот тускло светилось забранное решеткой оконце.

Нервно озираясь, я постучал…

С отцом Григорием я познакомился десять, скорее даже одиннадцать лет назад. В лавке букиниста на Ильинке. Мы разговорились, как сейчас помню, о первоизданиях Бодлера на русском.

Несмотря на почти трехкратную разницу в возрасте, что-то нас друг в друге заинтересовало.

Он сказал, что бывает в этой лавке по понедельникам, и предложил встретиться следующий раз.

О том, что он монах, я узнал лишь через год, а то и больше.

Но этой стороны его жизни мы еще долго не касались. Только когда я обзавелся дачей, встречи вышли за пределы магазинов, лавок, литературных кафе и трактиров. Мы, например, стали ходить по грибы. И рыбачить на монастырские пруды. Отец Григорий, в выгоревшей поношенной рясе, скуфье, старых сапогах, да на фоне вологодских пейзажей, выглядел персонажем допетровских времен. И это при том, что в первой своей жизни дослужился до полковника, а сейчас занимал в монастырской иерархии немалый чин – не то келаря, не то казначея. Но в парадном облачении я его не видел ни разу.

Вот и сейчас, вызванный привратником, он появился, неподвластный времени, невысокий, поджарый, с седенькой бородкой.

Я начал сбивчиво извиняться, что вот позволил себе потревожить, но он остановил меня движением руки.

– Раз пришел, значит, имеешь в том нужду. Пройдем ко мне, там все скажешь. А приют страждущим обитель наша предоставляет без всяких условий…

В подбашенной галерее было тихо, темно, гнетуще, я бы сказал, – но в других обстоятельствах. Сейчас же, наоборот, толщина стен, нависшие своды, громоздкие дубовые ворота создавали ощущение покоя и безопасности. А когда привратник задвинул кованый, толщиной в руку засов на калитке, стало совсем хорошо.

– Только… Не могли бы вы сказать, что если меня будут спрашивать… Не меня даже, а вообще, не появлялся ли тут некто на меня похожий…

Григорий молча кивнул, зашел в каморку и что-то сказал монаху, после чего увлек меня в глубь башни.

– Не следует заставлять послушника лгать. Хотя бы и во спасение. Лучше сменить его. Новый же привратник на самом деле ничего не видел.

Мы пересекли небольшой внутренний дворик, еще одни ворота, несколько раз повернули между разбросанными в беспорядке темными строениями, и я потерял ориентировку. В этой части монастыря мне раньше бывать не приходилось, стены окружали со всех сторон, а освещение вряд ли отличалось от того, что было в древности. Внешних фонарей не имелось вообще, а слабый желтоватый свет из редких окон едва-едва позволял различить мощенную белым камнем дорожку.

Я спросил отца Григория, почему так темно?

– Нет необходимости. Спать монахи ложатся рано, а кому нужно, и так не заблудится. В кельях же хватит и свечей. Живой свет успокаивает душу.

По длинному коридору, миновав несколько лестниц и открытых галерей, мы наконец достигли цели.

Отец Григорий занимал довольно просторную, но скудно обставленную келью. Два окна в глубоких проемах, беленные известью стены, стол, два табурета, топчан в углу. Самодельные полки для книг.

Несколько икон, перед ними – горящая лампада. В левой стене еще одна дверь из мореных досок, стянутых железными полосами, и с ручкой в виде неровного кольца.