Андреевское братство - Звягинцев Василий

– Можно и так сказать. Двойник это еще называется…

– Моральных препятствий к этому, как вы понимаете, у меня нет. Абсолютная безыдейность и беспринципность – мой принцип.

– Удобно. Если бы это еще было правдой…

– Есть сомнения?

– Вагон и маленькая тележка, как здесь говорят.

– Если хотите, можем попытаться рассеять их вместе. Только вот беда, – я простодушно улыбнулся, – приходилось мне в университетах обучаться, философии в том числе. И овладел я софистикой в совершенстве. Начиная с Сократа, Платона и так далее… То есть я в состоянии очень долго и качественно морочить собеседнику голову, пока он совершенно не потеряет нить собственных рассуждений.

Этому меня тоже обучил Александр Иванович. Я и сам не чужд склонности к словоблудию, а он за неделю преподал мне несколько уроков вообще высшего пилотажа в этом увлекательном занятии. Станислав же Викентьевич производил впечатление человека умного и опытного, но в таких делах не слишком искушенного. Англосаксы вообще к российско-византийским талантам мало предрасположены.

– Посему, май диа френд, у нас с вами такая диспозиция получается: или поверить мне на слово, что я именно таков, как хочу показаться, и продолжить мою вербовку, раз уж затеяли, или на слово не верить и начать всякие неприятные процедуры с целью выяснить, не резидент ли я ГПУ, «Осваги» и всех прочих организаций, с которыми вы враждуете… Но все равно своих сомнений вы не рассеете, поскольку информация, полученная под пыткой, обычно куда больше соответствует сознательным или подсознательным позициям допрашивающего, чем истине.

Вот как я изящно все закрутил. А мой собеседник теперь, похоже, совершенно не понимал, что же ему следует делать. Он ждал более-менее долгого и упорного сопротивления, лжи, уверток и тому подобного. Собирался его ломать. Как дверь вышибают плечом. А она оказалась незапертой. И летит он сейчас вперед по заданной траектории, изо всех сил стараясь сохранить равновесие.

Он, конечно, знает, что я близок к верхушке «Братства», с которым они сталкиваются четвертый год и пока что несут только потери, как материальные и моральные, так и чисто физические, ничего, по сути, не выяснив о составе и даже истинных целях этой организации. Шульгин мне достаточно подробно изложил и предысторию, и историю данного противостояния.

Теперь им вроде бы улыбнулась судьба. Они перевербовали Людмилу или даже вообще заменили подлинную женщину с этим именем на своего человека, вознамерились размотать ниточку, насколько удастся. Явно поняли, что в моем лице имеют дело не с простым курьером (а откуда, собственно, они это взяли?), но вот теперь…

Думаю, Станиславу сейчас требуется тайм-аут. Так и произошло.

– Чтобы не терять времени на бесплодные дискуссии, сделаем так – я вас оставлю одного, дам карандаш и бумагу, и вы ответите со всей возможной полнотой и подробностями на поставленные мной вопросы. А потом решим, что делать дальше.

– Не возражаю. Только… По вине ваших людей я не успел даже позавтракать, хотя уже близится время обеда. Так что уж распорядитесь. Я не гурман, но есть люблю вкусно и сытно. Кухня значения не имеет – русская, китайская, еврейская. Даже на английскую согласен, если ростбиф или бифштекс будет свеж и хорошо прожарен… Вино, виски, водка – соответственно меню. И это… – Я повертел пальцами в воздухе, намекая на проблему естественных надобностей.

– Распоряжусь, – без энтузиазма ответил британец.

– А как вы из такой коллизии выпутаться думаете? – вдруг вспомнил я. – Если до вечера я не явлюсь куда следует с посылочкой, операция будет сочтена проваленной. И моя ценность как специального агента с особыми полномочиями – тю-тю…

Неужели о таком варианте он забыл? Или им неважен исход именно этой конкретной операции, они надеются через меня проникнуть гораздо глубже. Но как? Что им известно такого, что пока непонятно мне?

Так и есть.

– Это вас пусть не беспокоит. Возможно, выход найдется сам собой. А пока работайте. Еду вам принесут. И в уборную сводят…

Он вытащил из кармана галифе согнутую вдоль школьную тетрадку, до половины сточенный простой карандаш, положил на стол. Посмотрел на часы.

– Вот мои вопросы… Время вам – до семнадцати ноль-ноль.

Лежа на койке, я ждал обеда, пребывая в растерянных чувствах. Что я ему должен писать? Кое-какая канва имеется, но сочинить за четыре часа связную, непротиворечивую, способную выдержать квалифицированную проверку историю моего сотрудничества с мифической «организацией»? Нереально. Все известные мне конспиративные квартиры? Я знаю три, но должен ли их раскрывать? Имена и краткие установочные данные на руководителей «Братства», с которыми я имел контакты. Название нашей организации им тоже известно? Или это как раз для них оно и придумано?

Итог моих размышлений: то, что я сумею им сообщить, их не удовлетворит, и разговор пойдет в другой тональности.

Попытаться убежать? Еще менее реально. Захватить Станислава в заложники, когда он вернется? Тоже бред. И что остается?..

По всем законам античной трагедии сразу после того, как я без особого аппетита пообедал, сопроводив банальную гречневую кашу с приличным куском отварной говядины (мои гастрономические запросы во внимание приняты не были) двумя рюмками водки из крохотного графинчика, на большее тюремщики не расщедрились, появился «Деус экс махина». С его помощью древние драматурги выходили из любой сюжетной коллизии.

Прямо перед глазами, на расстоянии вытянутой руки, возникла знакомая пульсирующая фиолетовым огнем рамка. Вход-выход тоннеля межпространственного перехода. Но не большая, как раньше, а размером с половинку газетного листа.

В глубине рамки я увидел комнату явно технического назначения, напоминающую обилием всяких приборов и устройств рубку космического крейсера. Перед «окном» стоял Шульгин, за его спиной еще один человек, мне ранее неизвестный, но по типажу очень подходящий к остальным «фельдмаршалам» «Братства».

– Мы все видели и слышали, – сказал Шульгин тихим голосом. – Нормально. Держался ты правильно.

Я почувствовал огромное облегчение. Сейчас сделать всего один шаг – и я на свободе, среди единственно близких и понятных мне людей.

– Вот, возьми, – Александр Иванович протянул мне коробочку чуть больше спичечной, с глазком окуляра посередине. – Здесь микропленка с текстом твоих ответов. Перепишешь, раздавишь каблуком и засунешь, ну хоть за плинтус вон… Думаю, ближе к вечеру они повезут тебя по раскрытым явкам. Делай все, что скажут, абсолютно все. Бежать не пытайся, на провокации не поддавайся…

– А как же…

– Все так и задумано. Мы держим тебя под контролем. Ничего не случится. Но нам нужен в их лагере свой Штирлиц…

– ?..

– Неважно. Наш человек в Гаване. Работай раскованно и отчаянно. Соглашайся на все, что угодно, ты нам нужен там, и действующий. Эта штука, – он обвел рукой край рамки, – работает и в одностороннем варианте. Просто раньше мы тебя ненадолго потеряли. Теперь нашли.

– А они – кто? – только и спросил я.

– Люди, которые нам очень мешают жить. Грубо говоря – агенты мирового империализма. Враги «Нового миропорядка» и нас лично. Подробности, какие удастся, – выяснишь сам. Не мотивированное легендой знание тебе только помешает… Еще раз запомни – ты под наблюдением каждую минуту, и с тобой совершенно ничего не может случиться…

Он успокаивал меня так, будто я дрожал от страха и только и мечтал о том, чтобы сбежать отсюда любой ценой.

Нет, радости мне моя роль по-прежнему не доставляла, но отчего же и не поработать на общее благо, особенно не слишком рискуя.

– Это тебе на непредвиденный случай. – Шульгин подал мне тонкий, чуть толще папиросы, и длиной сантиметров двадцать уплощенный цилиндрик. Подобного я раньше не видел.

– Вот кнопка. Внутри ножик жуткой остроты, пилка алмазная по металлу на обушке, в заднем торце сильный фонарик, и еще там есть патрончик с двадцатью таблетками. Одна на стакан любой жидкости, и человек через пять минут превращается в зомби. Можешь ему отдавать любые приказы – выполнит, причем со стороны будет выглядеть в здравом уме. Через полсуток придет в себя и ничего не вспомнит даже под пыткой… То есть будет уверен, что действовал по собственным убеждениям. Две таблетки – длительная потеря оперативной памяти. Три таблетки – смерть в течение часа с симптомами инсульта. Больше – мгновенная смерть. Мало ли что, возможно, и пригодится. Смотри… – Он показал, как пользоваться полезным инструментом.

– И спрячь надежнее. Здесь толком обыскивать не умеют. В общем, мы пока пошли, а ты держись, как начал.

– А если бы пистолет, например?

– Зачем он тебе? Задача – выжить и втереться в доверие, а не палить в каждого, кто тебе не понравится… – Шульгин располагающе усмехнулся, подмигнул даже.