Киевские ведьмы. Выстрел в Опере - Лузина Лада

«Булгаков был крещен в Крестовоздвиженской церкви именем Архангела Михаила, защитника и покровителя Киева!»

Обнаружила желтеющие листья на дереве, определила на глаз наступившую осень, и правое — умное полушарие Маши немедленно выплюнуло «бегущей строкой»:

«Осенью 1906 семья Булгаковых переехала на Андреевский спуск № 13.

Тут сразу заболел отец — Афанасий Иванович, философ-историк, доцент Киевской духовной академии. Читал курс истории и разбора западных вероисповеданий. Знал греческий, английский, французский, немецкий, греческий языки. Автор книг «Старокатолическое и христианско-католическое богослужение», «О законности и действительности англиканской иерархии с точки зрения православной церкви». Заболел безнадежно. Умрет через год. Гипертонию почек не умели лечить. Похоронен на Байковом кладбище, как и сын Миши Врубеля…

Булгакову сейчас 15 лет.

Учится в 1-ой Александровской гимназии — уже пятый год.

В пятом классе впервые начал писать — юморески. Вместе с ним учатся Паустовский, Сикорский, Богров… Нет, это не важно.

…Боже!!!»

Пятнадцатилетний гимназист Миша Булгаков протягивал Анне Горенко спасенную шляпку.

Семнадцатилетняя гимназистка взяла ее двумя пальцами правой руки, — прочие три были сжаты в кулак. А в кулаке таилась воскрешенная Лира.

Руки будущей поэтессы и будущего великого писателя соприкоснулись…

«Его отец умрет!

его отец умрет...

…как и сестра Ахматовой Инна.

Как и все, кто соприкасается с Лирой!

НЕТ!!!»

*****

— Почему ты не сказал мне, что был знаком с Булгаковым?

Демон откинулся на стуле и посмотрел на Машу с почти человеческим изумлением:

— Вы вызвали меня исключительно ради этого? — произнес он, каждой буквой очерчивая свое изумленное презрение.

— Ну… — смешалась разведчица.

На миг она почувствовала себя школьницей, страдающей у стола злого учителя, который безжалостно черкает красною ручкой ее домашнее задание.

— Вы способны оживлять мертвое! Летать над землей. Сдуть площадь Независимости, как крошки со стола, и отобедать в кафе Семадени, стертого с лица этой площади полвека тому. И главное — можете потерять все это через тридцать часов! И самым поразительным для вас фактом по-прежнему остается мое знакомство с Булгаковым?! До чего же вы все-таки человек… Уж простите, что я вас так называю.

— Ничего. Я не обижаюсь, — пробормотала «школьница».

— А стоило бы! — с обидой ответил «учитель». — Вы безнадежно слепы. Мать моя, что с вас взять, если еще неделю назад вы считали меня булгаковским Воландом. Дьяволом. Сатаной!

И тут Маша внезапно обиделась.

«Рать», угасшая, возродилась, — восстала, забурлила с новою силой.

«Какие-то остаточные явления…» — отметил край сознания.

«Я — Киевица!»

— Я — Киевица! — резко сузила глаза она.— А ты — не Дьявол. Ты — всего лишь дух этого Города. Стоящий по левую сторону руки — моей руки! Кстати, если не секрет, кто будет стоять на Суде по правую?

— Не трудно догадаться, — нахмурился Демон. — Есть Земля. Есть Небо.

— Мать-земля, Отец-небо… — кивнула Маша (Так начиналось одно из заклятий).

— Твой Отец — Киев! — срезал Киевицу дух Города. — Ты — его хранительница! Я — хранитель Земли под ним. Но и мне, и Городу, и тебе, и всем слепым — роднее Земля. Она вас кормит и поит, и принимает ваш прах…

— Есть Земля, — насмешливо повторила науку Маша, — есть Город, есть Небо. Ты и я… Я правильно поняла, с Неба тоже кто-то придет?

— Один из трех, — нехотя сообщил Киевицкий. — Но не обольщайтесь! Последние девяносто лет трон по правую руку пустует.

— А что случилось девяносто лет назад?

— Вы не знаете даже этого? Революция. Вы сами разрушили ваши церкви. И Киев перестал быть Столицею веры. Но остался Столицею ведьм.

— Значит, — пренебрежительно фыркнула Маша, — судить нас будешь ты? Смешная новость.

Глаза Киевского Демона стали тяжкими, как камень.

— Не я, — издал скрежещущий звук он. — Ведьмы.

— А ты у них, — рассмеялась «Рать» в Ковалевой, — для красоты? Я думала ты их хозяин.

— Я, — вымолвил он. — Но ведьмы свободны.

— «Невидимы и свободны».

— И, когда видимы, свободны тоже, — жестко окоротил ее он. — Вы знаете, что такое свобода, уважаемая Мария Владимировна?

— Я знаю, — сказала она. — Теперь знаю. Свобода, это когда ты можешь все. Кроме одного…