Князь - Мазин Александр

Результат мирной политики не заставил себя ждать. Слухи бежали быстрее гонцов хакана, и известие о приближении флотилии зверообразных и кровожадных русов больше не вызывало паники у хузарских земледельцев. Теперь, завидев разноцветные паруса, они не бросались в степь, увозя и унося все что можно, а спокойно ждали, не высадятся ли страхолюдные русы на берег. Если те высаживались, местные тут же выносили из кладовок щедрые дары южной природы. Шкворчали на вертелах барашки, булькало вино, приманивали мух липкие восточные сладости. Даже скорым на расправу викингам смягчили нрав эта щедрая земля и теплое, как материнские руки, море. Тем более что за снедь расплачивались не они, а киевский воевода.

И все было замечательно, пока флотилия не оказалась в двух днях пути от цели. Высадившись на берег в месте, указанном Машегом, русы обнаружили брошенные дома, пустые амбары и овины. Причина этого опустошения стала ясна, когда корабли достигли устья Терека-Уг-ру.

Семендер горел. Он горел уже несколько дней. Горел город, горели сады и виноградники в долине до самого моря. Поля были изгажены и вытоптаны, повсюду валялись раздувшиеся на жаре, гниющие трупы людей и животных. Трупы несла в море и кипящая мутная вода Уг-ру.

Лица духаревских хузар окаменели. Русы – что киевляне, что северяне – глядели на происходящее неодобрительно. Они уже вкусили щедрости этой земли: варяги, кривичи, поляне и прочие люди славянских, мерянских и иных племен, объединенных волей великих князей киевских. Князей, которые предпочитали подчинять, а не уничтожать.

Только скандинавы, водительствуемые ярлом Халсфьерда Эвилом Оттарсоном, безмятежно взирали на трупы и пепелища. Они и не такое видывали… и проделывали.

В гавани пожаров не было. Тут стояли торговые суда. Довольно много судов. Капитаны некоторых, увидев флотилию русов, попытались дать деру, но не успели. Развернувшиеся в линию боевые лодьи и драккары перекрыли им пути к отступлению. Удрать, впрочем, пытались немногие, большинство осталось у пирсов. В порту шла активная торговля. Арабские, арранские, самаркандские, персидские купцы за бесценок приобретали военную добычу. А продавали ее печенеги.

Духареву стоило огромного труда удержать своих хузар, вознамерившихся перебить первых же встретившихся копченых. К тому же русы и скандинавы были готовы поддержать разъяренных хузар. Русы никогда печенегов не жаловали. У нурманов и свеев Оттарсона никаких претензий к копченым не было, зато присвоить чужую добычу – это они всегда пожалуйста. Возможно, Духарев не стал бы удерживать своих воинов, если бы не узнал в степняках, самозабвенно отдавшихся грабежу, родовичей Куркутэ. Печенегов-цапон.

Варяги Духарева взяли под микитки парочку копченых и приволокли к воеводе.

– Где Кутэй? – строго спросил Духарев.

– Мы покажем, покажем! – залопотали притрухавшие степняки. – Не тронь нас, великий богатырь, мы твоему хакану служим!

Печенегов в совокупности было не меньше, чем русов, но русы представляли собой войско, а копченые – неорганизованную толпу мародеров.

– Коня! – потребовал воевода.

Ему подали коня: его гридни по древнейшему в этом мире праву сильного уже успели реквизировать полсотни степных лошадок.

– А-а-а, воевода Серегей! Ты опоздал, цапон уже всё сделали!

Так приветствовал Духарева внук «Волка»-Куркутэ – хан Кутэй.

Сергей охотно сказал бы ему пару ласковых… в другой ситуации. Сейчас учить красавца-печенега уже не имело смысла. Да и красавцем он уже не был, молодой хан. Вокруг него кадил и суетился шаман-лекарь, но Духарев только один раз втянул носом наполнившую юрту вонь и сразу понял: Кутэй умирает.

– Ищешь своего хакана? – прошептал Кутэй. – Он в четверти дня пути отсюда. Мои покажут дорогу.

Духарев кивнул:

– Прощай, хан!

– Прощай, воевода Серегей… А-а-а… Сабля, что ты мне подарил… Она хороша. Я возьму ее… с собой.

Духарев вышел из юрты, и воздух, насыщенный гарью и вонью показался ему свежим.

– Артем, – сказал он сыну, – бери свой десяток и скачи в гавань. Скажи Понятке, пусть поднимает тысячу, забирает всех лошадей, каких увидит, – и ко мне. Мы идем к великому князю. Старший без меня – Трувор. Копченых пока не трогать. Да! Хузарские сотни – тоже ко мне. Не хочу оставлять их тут. – Духарев подумал немного и добавил: – Еще скажи Трувору: гостей торговых тоже не обижать, купле-продаже не препятствовать, но корабли из гавани не выпускать, а ежели какие кормчие станут настаивать, обойтись по восточному обычаю.