Бои местного значения - Звягинцев Василий

Антона, шеф-атташе Галактической Конфедерации Ста миров, вместе с которым пришлось сражаться с агграми, Сашка откровенно недолюбливал. Хотя и уважал. Так тоже случается, когда сталкиваются две сильные личности, вынужденные делать общее дело.

«Впрочем, возможно, с его точки зрения, опасности действительно нет. Или — пока нет. Не врал же он мне раньше. Так, недоговаривал. Ребят из сорок первого года четко выхватил. Может, так им и задумано? Ничего, пробьемся».

— Выпьете с нами? — спросил Лихарев. Остальные, очевидно, свое согласие уже высказали.

— А чего ж? За знакомство. — То, что за предыдущие бессонные сутки он уже выпил не меньше полулитра, Шульгин успел забыть. Мороз, нервное возбуждение, да, наверное, и биохимия организма как-то изменилась. Алкоголь под влиянием матрицы разлагался почти мгновенно, без всяких последствий. «Вдобавок, раз нас теперь в этом теле двое, то и любую дозу тоже на двоих нужно делить».

— Если позволите, Григорий Петрович, — продолжал Лихарев называть Шульгина прежним именем, — мы сначала решим первостепенные вопросы, а уже потом побеседуем на более общие темы.

Шульгин молча кивнул. Все правильно. Ни к чему Власьеву, а уж тем более сыщику-муровцу знать истинное положение дел «в этом лучшем из миров».

— Тогда с вами уточним позицию, Иван Афанасьевич. Задание товарища Сталина выполнено полностью и в срок. Невзирая на имевшиеся трудности. Разумеется, еще пару дней вам в городе, тем более — на службе, появляться не следует. Пока все устаканится. Поживете здесь, отоспитесь за все прошлое и впрок. А потом сориентируемся, вернемся и к вопросу об обещанной награде.

— Какая там награда? — искренне изумился Буданцев. Он был убежден, что жизнь, свобода, а уж тем более — собственная отдельная квартира куда важнее и ценнее, чем любые чины и ордена. Впрочем, орден Красного Знамени или хоть «Знак Почета» совсем неплохо выглядел бы на его гимнастерке рядом с единственным ведомственным значком.

— Это уж позвольте мне судить. Начальником МУРа поработать не желаете ли? А то комиссаром госбезопасности? Предчувствую серьезные изменения в этой конторе в ближайшее время. Надежные люди там очень не помешают.

«Ага, до очередной разборки, — подумал Буданцев, но вслух этого не сказал. — Интересно бы посчитать, какова средняя продолжительность жизни комиссара ГБ от трех ромбиков до стенки?»

— Да я бы, знаете, и на старом месте с удовольствием.

— Смирение паче гордости, — понимающе кивнул Лихарев. — Одним словом, ваша позиция мне ясна. Но вряд ли мы можем позволить себе разбрасываться ценными кадрами, которые, как сказано свыше, решают все. Может быть, я просто предложу вам достойный пост в моем личном аппарате. Но — время терпит. Выпивайте, Иван Афанасьевич, и закусывайте.

За каким-то пустячным разговором на общие темы Валентин подождал, пока Буданцев насытится. Без всякого дополнительного намека сыщик, знающий субординацию, поблагодарил за ужин и отправился в отведенную ему комнату, где мгновенно и заснул, довольный, что больше никуда не нужно бежать, ни о чем серьезном думать.

Власьев пока воздерживался от высказываний и вопросов. Ему это было совсем не трудно. Но внимал он словам, жестам, недомолвкам и непонятным ему намекам тщательно. Все его сомнения, подозрения и догадки подтверждались самым наглядным образом.

Шульгин сразу обратил на это внимание.

— Что-то загрустили вы, Николай Александрович. С чего? Наши планы осуществились наилучшим образом, а я ведь почти не надеялся, признаюсь вам. Устали? Так теперь все в прошлом. Утром я передам бумаги моему человеку и… Мне отчего-то кажется, что проблем с переходом границы у нас теперь не возникнет.

Власьев остро глянул из-под насупленных бровей на «наркома», перевел взгляд на Лихарева.

— Вы уж простите старика необразованного, Григорий Петрович, только я бы сначала хотел выяснить — с кем мы все-таки дело-то имеем? — В речи старшего лейтенанта зазвучал даже слегка утрированный тверской акцент. — А то я не пойму ничего. Тот из милиции, этот товарищ вообще инженер, какие у нас общие дела?

— Это вы меня простите, что так получилось. Но я на самом деле многого не знал. Да и сейчас еще не во всем разобрался. Буквально до последнего момента был уверен, что мы с вами вдвоем — против всего советского мира. И поступал соответственно. Думаю, вам не в чем меня упрекнуть. Только вчера днем удалось встретиться с людьми, которые, вроде нас, судьбами Отечества озабочены и со сталинским режимом воевать готовы. Пообещали помощь. Вот она и пришла.

Шульгин импровизировал, что было не так уж трудно со всем его предыдущим опытом, стараясь, с одной стороны, успокоить старого товарища, которому столь многим был обязан, а с другой — исподволь выяснить позицию Лихарева.

Валентин смотрел на него одобрительно и думал, что с этим человеком безусловно можно и, главное, нужно иметь дело.

— Да вы не осторожничайте, Григорий Петрович, — поощрил он Шульгина. — И заодно познакомьте нас по-настоящему. Николай Александрович, конечно, играет свою роль очень убедительно, но ведь он не только лесник, да?

— Да как вам сказать, гимназий он действительно не кончал.

— Но закончил Пажеский корпус, — со смехом продолжил цитату Валентин, неожиданно для себя попав почти в точку.

Власьев тоже усмехнулся в усы.

— В этом роде. — Он решил, что если Шестаков держится так свободно, то Лихарев действительно человек из близких ему кругов и в СССР на самом деле существует мощное антисоветское подполье. В котором, пожалуй, и ему найдется место.

В таком примерно духе он и высказался.

— Не знаю, — с некоторым сомнением ответил Шульгин. — Может быть, по старому плану, лучше вам с Зоей и детьми пока перебраться за границу? Очень меня обяжете. Поможете им устроиться, сами отдохнете за все двадцать лет сразу. Денег теперь считать не придется, а там видно будет.

Делая такое предложение, Шульгин прежде всего надеялся развязать себе руки. Против Власьева он ничего не имел, старший лейтенант зарекомендовал себя наилучшим образом, но вот перспектива повесить себе на шею чужую жену с двумя детьми его откровенно пугала. Собственного, не слишком продолжительного опыта семейной жизни Сашке хватило выше головы, оттого он и испытал подлинное облегчение, уйдя с друзьями с Земли на Валгаллу.

Да и просто по-человечески, как можно заниматься галактическими проблемами (а что заниматься ими еще придется, он не сомневался), одновременно изображая заботливого и любящего мужа и отца для совершенно ему чужих людей?

Куда лучше и удобнее отправить их на Запад. Не в Европу, конечно, известно, ЧТО там начнется всего лишь через год. В США можно, в Канаду, в Аргентину или ЮАС[24].

Купить Зое поместье с хорошим домом, устроить ребят в приличный колледж. А когда нарком получит назад свое тело, пусть сам и разбирается.

— Для вас бы я это сделал, — после раздумья ответил Власьев. Перспектива оказаться в цивилизованном мире, да с миллионами в твердой валюте, дожить остаток дней в покое и довольстве казалась крайне заманчивой. Но он ведь еще и боевой офицер! Если в России случится что-то такое… Тут ведь и адмиральских орлов на погонах нельзя исключать. Как вон лихо этот Лихарев (каламбурчик, однако!) предлагал высокие чины и должности милицейскому. И не врал, похоже.

— Для вас бы я это сделал, — повторил он, — только… Думать надо. Домой съездить, посмотреть, что там и как, обсудить все. Через границу перебираться — по старому плану или теперь берлинским экспрессом, с заграничным паспортом?

— Обсудим, Николай Александрович, обязательно, — вместо Шульгина ответил Лихарев. — С налета такие дела не решаются. А чтобы сомнений у вас поменьше оставалось, скажу, раз Григорий Петрович себя вправе не считает. Я в данный момент — один из ближайших помощников товарища Сталина.

При этих словах Власьев не сдержал брезгливой гримасы.

— Однако поспешных выводов делать не стоит. Тут все куда сложнее. Если вы действительно дворянин, монархист и царский офицер, вы вскоре на многое взглянете совсем иначе. Чистка, которую мы проводим, — это только начало.

Власьев взглянул на Шестакова чуть ли не торжествующе. А я, мол, что вам говорил?!

Но сказал совсем другое.

— Чистка — дело благое, «товарищ помощник». Благое. Только зачем же простых людей сотнями тысяч косить? Они, само собой, не ангелы, уже тем виноваты, что белых не поддержали как следует, что после Кронштадта терпели все, как скоты бессловесные, а все же — нельзя так. Как того мальчишку, — вспомнил он парня из тюремной машины, — за шутку невинную — и сразу к стенке.

— Это не мы, Николай Александрович, это как раз «они». А что через неделю или две случится — посмотрите.

— Так если через неделю или две — куда ж мне ехать? — удивился Власьев.