Автоматная баллада - Уланов Андрей

– Не только, – после короткой паузы отозвалась черная винтовка. – Еще французский… и не могу сказать точно, но, кажется, журнальные стопки в левом углу – это немецкий.

– И все – чистая наука?

– Алекс, – тихо щелкнула Эмма, – я не знаю, по каким критериям ты отделяешь чистую науку от грязной, и поэтому ограничусь следующей констатацией: это – наука.

– Это были ученые.

– Ученые-моченые… Рудольф, учитель мой, рассказывал, как его такой вот ученый, геолог, чуть не сожрал. И ладно бы пайка уже кончилась – он же, гад, заранее по своей науке просчитал, что, мол, оставшихся продуктов да плюс жаркое из напарника ему аккурат хватит дотянуть.

– Они были учеными, – повторила Анна. – Вдобавок один из них, Григорьев, умер в первый же год от «серой лихорадки», а у второго была лейкемия…

– А-а, – понимающе протянул Айсман. – Если дозу поймал, женщина уже без особой надобности.

– Сергей, – обернулась к нему девушка, – ты и в самом деле считаешь, что все, абсолютно все люди обязаны вести себя, как животные?

– Ну, доказательств обратного мне пока не встречалось.

– Тогда поздравляю, – насмешливо сказала Анна. – Встретились.

– То есть?

– Они вокруг тебя, эти доказательства! Смотри, разуй глаза! – девушка взмахнула рукой. – Здесь, в этом подвале, жили те, кто сумел пережить Апокалипсис и не опуститься при этом на четвереньки… во всех смыслах. Люди, которые не просто цеплялись за жизнь, а продолжали делать свою работу. Не для себя – для других.

– Пока что я вижу лишь одно – крысы сюда не проникли, – буркнул Шемяка. – Что не может не радовать. А люди… для кого же они, по-твоему, старались?

– Для человечества…

– Интересно… это что ж у них за работа была такая?

– А чем, – задала встречный вопрос Анна, – по-твоему, могли заниматься метеорологи?

Они прошли в следующую комнату. Факел уже догорал, и я торопливо повел стволом, оглядываясь по сторонам. Опять полки на всю стену… большой стол, заваленный книгами, школьными тетрадями и просто исчерканными вдоль и поперек отдельными листиками, среди которых мутировавшей вороной смотрелся граненый стакан… забитый карандашными огрызками. В углу на одной ножке и трех стопках кирпичей затаилась кровать.

– Вот уж о чем понятия не имею, – равнодушно проговорил Сергей. – Хоть и пытаюсь самообразовываться по мере, – насмешливо хмыкнул он, – скудных возможностей.

– Они изучали климат.

– Эмма, – вновь окликнул я «М16», – ты ведь говорила, что Гришин учил твою хозяйку математике.

– Говорила, – подтвердила Эмма. – Он был доктором физико-математических наук и учил Анну математике.

– При чем же тут климат?

– Алекс, я винтовка, не электронный вычислитель. С чего ты решил, что я знаю о докторе Гришине много больше тебя?

– Но я-то о нем не знаю ничего!

– Прибавь к своему «ничего» сведения о его существовании, – насмешливо скрипнула Эмма, – и ты получишь исчерпывающее представление о моих знаниях. Я задумался. Математика и климат. Интересно, что общего может быть у самой точной из наук и одной из самых малопредсказуемых?

– Климат? – перепросил Шемяка. – Постой… а, теперь вспомнил. Это ведь их контора погоду предсказывала, на манер старых бабок? Ну-ну… этот твой Михаил Дмитриевич ничего не говорил о том, почему ж они, умные такие, Зиму и Лето не предсказали? А то ведь те, главные, могли б и одуматься и пульнуть не всеми ракетами, а половиной или вообще четвертью…

«Молодец, хозяин, правильно мыслишь, – с гордостью подумал я. – Не совсем, правда, прицельно, но, как говорится, направление выстрелов избрано верно. Предсказания – вот ключ. Чтобы что-то предсказать, нужно это что-то… правильно сосчитать».

– Эмма, кажется, я понял, – тихо сказал я. – Они здесь пытались рассчитать погодные процессы.

– Они просто не успели.

– Ну да, как же, – зло процедил Шемяка. – Первые атомные когда бабахнули? В 45-м! И что, считай, за сорок лет «не успели»? Чем же они занимались-то все эти годы, дождик в четверг предсказывать учились?!

– Представь себе – да!

ТАЙНА

– Это безумие, – тихо проронил Старик.

– Наверное, ты прав, – безмятежно отозвался Швейцарец. – Но это настолько безумно, что просто не может, не имеет права не сработать.

– Снова твоя любимая логика идиотизма?

– Ты видишь другой выход?

– Да.

– Оставить все как есть, – зло возразил Швейцарец, – это не выход! Это – трусливая низость!