Время лживой луны - Калугин Алексей

– Дело в том, Сергей, – Лев Феоктистович положил локти на стол и подался вперед, – что, если мы будем работать вместе, мы должны будем говорить друг другу только правду. Если я что-то не могу вам рассказать – пока! – я так об этом и говорю. Малейшая ложь или даже недоговоренность положит конец нашей совместной деятельности. Это понятно?

– Конечно.

– Ну а раз так…

– Согласен.

Пилот не стал сажать вертолет – не было у него такого приказа. И желания, судя по всему, тоже не возникло. Машина зависла в полуметре над рыжей, измятой, спутанной, будто нечесаные космы старой ведьмы, травой. Дождавшись, когда ребята выкинули из десантного отсека все свои пожитки, пилот сделал короткий жест рукой – не то удачи пожелал, не то хотел сказать, мол, дальше сами, как знаете, – и потянул вертолет вверх, в пожухлое серое небо, готовое вот-вот начать кропить землю мелким пакостным дождичком.

Приложив ладонь козырьком ко лбу, сержант Макарычев посмотрел вслед улетающему вертолету.

Стецук недовольно пнул ногой рюкзак.

– И что, дальше пешком?

Сам ведь прекрасно знал, что других вариантов нет, но ради проформы решил права покачать.

– А что бы ты хотел? Водные лыжи? – усмехнулся Дробинин.

Игоря Дробинина предложил Макарычеву в группу Безбородко. Лев Феоктистович отрекомендовал парня как лучшего в восточном полушарии техника-универсала.

– В какой области? – решил уточнить сержант.

– Да практически в любой, – скромно потупил взгляд Игорь. – От телескопа до комбайна. Все, что можно разобрать, я потому и собрать сумею. Даже из других деталей.

Макарычев недоверчиво почесал за ухом.

– Почему только в восточном полушарии?

– А те, что в западном, нашим в подметки не годятся.

На деле оказалось, что Игорь все же самую малость приврал. Он действительно мог разобраться с любым техническим устройством, но было у него одно слабое место – фонарики. Самый обыкновенный ручной фонарик отказывался работать, стоило только Дробинину взять его в руки.

– Ничего не понимаю, – в отчаянии разводил руками Игоряша, глядя на детали разобранного фонарика. – Тут ведь и ломаться-то нечему! Корпус, рефлектор, лампочка, пара контактов и батарейка!

Дробинин собирал фонарики, щелкал выключателем, стучал корпусом по ладони, пытался как следует встряхнуть – одним словом, делал все, что делает обычный человек, пытаясь заставить снова гореть внезапно потухший фонарь. Но ежели обычному человеку подобные фокусы порой удаются, то Игоряше погасший фонарик еще ни разу даже не подмигнул веселым желтым глазом.

– А почему нам никакого средства передвижения не дали? – недовольно поинтересовался Стецук.

– Это ж болото, – отозвался Портной. – Здесь только пешком.

Вертолет высадил группу на небольшой открытой площадке, со всех сторон окруженной странным, похожим на мертвый, лесом. Нет, не лесом даже, а диковатыми зарослями, здорово смахивающими на декорации к низкобюджетному постапокалиптическому фильму. Казавшиеся ободранными стволы деревьев, забыв о том, что такое вертикаль, клонились в разные стороны под самыми невообразимыми углами; ветки, облепленные чахлой бурой листвой, переплетались, ломались, тянулись не то вверх, ближе к солнцу, не то к земле, чтобы спрятаться в собственной тени. Просветы между покосившимися стволами казались провалами в полную, абсолютную, смертельно холодную пустоту.

– Я видел в буржуйских фильмах, – Стецук достал сигарету и закурил. – Там у них полицейские разъезжают по болотам на плоскодонных корытах со здоровенными пропеллерами сзади. Очень здорово, скажу я вам, разъезжают!

– У них там болота другие, – Дробинин вытянул из общей кучи свой рюкзак, достал из бокового кармана переносную рацию.

– Как это – другие? – прищурился Стецук недоверчиво, а может, ему сигаретный дым в глаз попал.

– Мангровые леса, притопленные водой разлившихся рек.

Игоряша щелкнул переключателем. Рация тихо пискнула в ответ.

– А у нас что? – не унимался Стецук.

– Сам попробуй, – Портной подпрыгнул на месте.

Почва под ним просела, слегка колыхнулась и вернулась в исходное положение. Такое ощущение, будто под ногами лопнувший, а потому потерявший упругость надувной матрас.

– Ты на вводной лекции спал, что ли?

Макарычев достал из переноски Спиногрыза и посадил себе на плечо. Кот устроился поудобнее, поджал под себя лапы и потерся щекой об ухо сержанта.

– Почему это спал! – обиделся Стецук. – Просто лектор был какой-то скучный… Говорил мудрено… В общем, я не все понял…

– А потому задремал, – закончил за ефрейтора Игоряша.

– Ну и что, – недовольно скривился Стецук. – Подумаешь, болото. Какая мне разница, сколько там метров до грунтовых вод и какая толщина торфяного слоя у меня под ногами! Я усек главное – вопреки устоявшемуся мнению, в нашем болоте невозможно утонуть!

– Ошибочка, ефрейтор, – Портной поднял затворную раму автомата, дунул под нее и коротким ударом тыльной стороны ладони поставил на место. – Утонуть в болоте можно очень даже запросто. Если в бочаг свалиться. Однако, вопреки устоявшемуся мнению, трясина не засасывает попавшего в нее человека. Но зато держит так крепко, что без посторонней помощи не выберешься.

– Ну, а я про что! – как ни в чем не бывало соврал Стецук.

– Все, закончен перекур, – скомандовал Макарычев, хотя из всей группы курил один Стецук.

Подхватив свой рюкзак, сержант закинул его на правое плечо, а затем осторожно, стараясь не потревожить задремавшего, а может, только делающего вид, что дремлет, кота, продел в лямку левую руку. Нож – за пояс, автомат – на шею, пистолет – в кобуру. Четыре гранаты – две осколочные, две нелетальные – в карманы разгрузочного жилета. Туда же – запасные обоймы, бензиновую зажигалку, крошечный фонарик-карандаш, плоскую коробку аптечки первой помощи.

Все.

– Проверили ПДА.

Макарычев оттянул рукав куртки. На небольшом плоском дисплее горели девять зеленых крестиков. Девять человек его команды. Все они могли видеть местоположение друг друга, если расстояние между ними не превышало полутора километров. Также ПДА давал возможность обмениваться короткими текстовыми сообщениями, передающимися в кодированном формате.

– Порядок.

– У меня работает.

– Все нормально…

Семь человек в команде были солдатами из взвода сержанта Макарычева, которые, так же как и он, согласились поменять место службы. И вроде никто пока не жалел. Восьмым был Игоряша Дробинин. Девятым – Петр Петрович Синеглаз. Он был немногим старше других, однако все его называли только по отчеству – Петрович. Синеглаза предложил Макарычеву в группу все тот же Безбородко. Лев Феоктистович определил Петровича как аналитика. Однако в группе все его называли просто всезнайкой. Петрович и в самом деле знал, казалось, все обо всем. А что не знал, легко мог отыскать среди вороха информации, который другому показался бы стогом сена, в котором надо найти иголку. Он всегда носил с собой небольшую, герметически закрывающуюся металлическую коробочку, похожую на портсигар, в которой были сложены флэшки с самой дорогой для Синеглаза информацией. На первый взгляд могло показаться, что хаотическая груда данных из самых различных областей знаний вряд ли могла найти какое-то практическое применение. Однако выданная в нужный момент и правильно использованная информация порой могла помочь выбраться из затруднительной ситуации. А то и жизнь спасти. Единственная проблемка заключалась в том, что сам Петрович редко делился с кем бы то ни было имеющейся у него информацией. Ее у него нужно был вытягивать. Макарычев считал, что такова уж была натура этого в высшей степени необычного человека. А вот Стецук полагал, что Синеглаз чах над своими гигабайтами, как скупой рыцарь над златом. А потому, по словам все того же Стецука, Петровича следовало не раскручивать на информацию, а раскулачивать. Вот только как это осуществить на практике, ефрейтор не знал. Надеясь подбить клинья под Синеглаза, он то и дело пытался втянуть Петровича в мудреные философские беседы. Вот только философ из Стецука был никудышный. А другого такого молчуна, как Петрович, нужно было еще поискать.

– Герасим, давай направление.

Прозвище Герасим еще в роте прилипло к Сергею Пущину. Почему – никто уже и не помнил. Странно, ведь даже по отчеству он был не Герасимович, а Алексеевич. Однако ж как пошло – Герасим, Герасим, – так и осталось. Будто второе имя, что дают шаманы новорожденным, дабы настоящее никто не знал, а значит, и вреда колдовского причинить не мог.

Пущин неторопливо – он все делал очень внимательно, серьезно, основательно и не спеша – открыл электронный планшет, с виду вроде как самый обыкновенный, но на деле прошедший высокопрофессиональный апгрейд в какой-то спецлаборатории, контакты с которой поддерживал Безбородко. Такому планшетику позавидовал бы сам мистер Бонд. Фокус заключался в том, что открытые коды доступа электронного планшета позволяли комбинировать его основные функции в любых сочетаниях, что могло привести и порой действительно приводило к самым неожиданным результатам. Так, например, однажды планшет начал сам по себе выдавать пророчества в духе «И-Цзынь». И что самое удивительное, несмотря на то что пророчества были весьма туманные, расплывчатые и неопределенные, все они сбывались! Пораженный таким открытием, Пущин хотел было всем о нем рассказать, но, подумав малость, отказался от этой идеи. Ребята, если узнают, либо засмеют, либо начнут использовать его как рыночную гадалку. Скорее всего, и то и другое разом – будут смеяться и просить погадать. А Безбородко может и отобрать планшет, чтобы его в лаборатории заново протестировали. Герасим же привык к планшету и не хотел с ним расставаться. Это ведь все равно как старый, добрый, самолично пристрелянный карабин взять да с ходу, не глядя, поменять на такой же, только новенький совсем, в заводской смазке, вощеной бумагой обернутый. На такое ж только круглый дурак пойдет.