Собор - Злотников Роман Валерьевич

— И как?

Сыч слегка набычился, вздернул подбородок и стал очень похож на Мара.

— Сей здоровяк, пожалуй, не полная куча медвежьего гобна, — произнес Сыч голосом Мара. — Впрочем, ликом гож — не значит хорош.

Иван расхохотался. Сыч, улыбаясь, зашагал дальше. За могучими древесными стволами показалась ограда святилища, но Сыч неожиданно направился влево, и вскоре ограда святилища скрылась за пеленой тумана. Через полчаса размашистого пешего хода Сыч небрежно бросил через плечо:

— О чем совет хотел?

— Да вот, — отозвался на ходу Иван, — Федерация у нас в руках. При следующем заседании мы уже можем Рудого к ногтю прижать. Но вот что меня мучает… — Он замолчал, пытаясь поточнее сформулировать то, к чему пришел путем мучительных размышлений бессонными ночами. Однако все объяснения казались либо сухими, либо излишне витиеватыми. Поэтому Иван сказал проще: — А то ли мы делаем, мудрейший?

Сыч, как обычно, схватил самую суть:

— Опасаешься, что увидят Серую Смерть?

— Да.

Сыч еще какое-то время мерно шагал впереди, потом остановился:

— Это будет тяжело. Но необходимо. После того как про нас узнают, многие захотят стать подобными тебе и другим. Нельзя рассказать о силе, не рассказывая о бедах, какие она может с собой принести. Ибо тогда силу взалчет неспособный. А это непотребно. Впрочем, и когда способный имеет силу более, чем может вынести, ноша становится непомерной. — Он вновь двинулся вперед. — Я мог бы рассказать тебе о герое, чью силу и доблесть признали даже враги. Но прокляли братья и сестры. Если бы он выбрал путь Рода, Русь могла бы не знать ига. Но он выбрал путь Перуна. И с его гибелью на Русь опустилась тьма.

Они шли долго. Судя по тому, как менялась почва под ногами, как величественные ели все больше вытеснялись высоченными, корабельными соснами, они отошли довольно далеко от Валдайской возвышенности. Наконец лес вскарабкался на крутой косогор и отступил, разметнув свои уже почти полностью сосновые крылья вокруг макушки горы. На круглой поляне, занимавшей плоскую вершину, возвышался небольшой холм. Сыч подошел вплотную и опустился на колени. Он протянул руку и коснулся бока громадного валуна, торчащего у подножия.

— Здравствуй, брате, — прошептал Сыч.

Иван вдруг осознал, что этот холм — могила. Иван встал на колени рядом с Сычом и напряженно вгляделся. И холм будто зашевелился, завибрировал, словно кто-то, лежащий под ним, попытался подняться или хотя бы протянуть руку к ним, своим гостям. А может, похороненный воин, ибо над кем еще насыпали курганы, хотел что-то сказать? Долгое время они молчали. Казалось, Сыч различает, о чем ведет с ним разговор павший воин. Курган затих.

— Кто здесь лежит? — спросил Иван. — Кто-то из волхвов?

— Нет. — Сыч поднялся на ноги, прощаясь, провел по камню рукой и, резко повернувшись, пошел прочь не оглядываясь. Когда курган скрылся за полосами тумана, он вдруг ответил: — Там лежит воин, брат. Он обещал стать надеждой нашего братства, он был могуч, умен и признан князьями, но горяч, потому и погиб… — Сыч умолк, будто погрузился в то далекое время, когда погиб этот воин, потом тихо закончил: — Ты слышал о нем. Его звали Евпатий Коловрат.

Виктор Собако сидел в салоне шестисотого «мерседеса» и смотрел в проулок между гаражами. Машина стояла метрах в пятидесяти от спортзала, в котором размещался офис Иркутского областного совета Федерации национальных единоборств. Еще две недели назад все было в ажуре. На отборочный турнир приехал ближний прихлебатель Рудого — Чумной, еще не так давно он был шестеркой в московской школе Рудого, не блиставшей никакими особыми талантами. А тут, вслед за хозяином, резко взлетел вверх. Впрочем, этого можно было ожидать. Прежний хозяин Федерации подобрал себе в команду «зубров». Если бы он по-прежнему продолжал заниматься «Собором», то этот вид был бы уже на подходе к олимпийскому. А сейчас все рушилось, люди уходили, а Рудой пытался поправить положение, окружая себя бездарными, но преданными прихлебателями. И выжимая деньги из тех, до кого мог дотянуться. И ладно бы он их просто прикарманивал. Нет, он их тратил, причем щедро. Но как же бестолково… Создавалось впечатление, что он расходует деньги в состоянии полной прострации или дикой паники. Оплачу все, что угодно, только заметьте, что я работаю не покладая рук! Правда, эти приступы щедрости частенько сменялись периодами невероятного скопидомства. Однако в этот раз все складывалось хорошо. С тотемными животными он попал в струю. Старичок, правда, не уехал, но шуршал тихо, как мышь. Девицы попались расторопные и, незнамо откуда в этакой глуши, разбирающиеся прилично в компьютерах. Так что Собако приспособил их к работе в офисе. Отбор вся пятерка тоже прошла прилично. Все было в ажуре. И тут грянул гром.

Сразу после отборочных Собако почувствовал настоятельную необходимость расслабиться и поехал оттянуться на недельку в пансионат на Байкал. Там у него все было на мази еще с начала девяностых. Неделька вылилась в десять дней. Но он особо не волновался. Девицы оказались на диво толковыми. Он даже подумывал, а не предложить ли им бросить эту муру с «Собором» и перейти в его основную фирму. Ведь ясно же, что это чистая туфта. Так, умный человек раскрутил на волне увлечения чего-то этакое, национальное, а нынче все тихонько умирает. Так что Первый Великий Чемпионат Великого Русского Национального Боевого Дерьма, вполне вероятно, окажется и последним. Виктор уже твердо решил, что к следующим выборам проведет на свое место в Федерации какого-нибудь лоха и поставит крест на этом этапе своей деятельности. Но по приезде все оказалось не так хорошо, как он рассчитывал. Во-первых, два его гвардейца — Хрипатый и Гога, — здоровенные лбы, которые держали в кулаке всех членов клуба с их убогими ужимками и дрессированными собачками, куда-то запропастились. Хрипатого он нашел дома.

— Ты куда слинял, жлоб, я тебе что, плачу слишком много? За выходные все выпить не успеваешь? — недовольно пробурчал Собако, проходя на кухню, захламленную шеренгами пустых бутылок.

— Хозяин, — тоскливо протянул Хрипатый, — я больше туда ни ногой, хоть режь.

— Ты чего? — удивился Собако.

А Хрипатый всхлипнул:

— Страх берет, мочи нет. Да и словом перекинуться не с кем. Гога в больнице.

Это было неожиданно. Собако придвинул табуретку и сел:

— Ну-ка, давай поподробнее.

Тот виновато засопел:

— Ну, Гоге, это, та, высокая, понравилась.

Собако кивнул. Его ребятки пошаливали с девицами, которые подвизались в его школе. Но те сами были не против, поэтому Собако смотрел на это сквозь пальцы.

— Вечером, как раз под выходные, она там одна сидела. Какие-то бумажки ворошила из вашего сейфа.

— Чего-о-о? — удивился Собако. Ключ от сейфа был только у него. Он схватился за связку, но ключ был на месте. — А ты не врешь?

— Хозяин, — обиженно протянул Хрипатый.

— Ладно, давай дальше.

— Ну вот, листает это она бумажки, а Гога, для хохмы, ей говорит: нельзя, мол, к хозяину в сейф без него лазить.

— Для хохмы, — возмутился Собако, — кретины безмозглые.

— Так кто его знал, можа, вы ей сами ключ дали?

— Ладно, трави дальше, — отмахнулся Собако.

— Ну вот, а девица серьезно так отвечает, что ей, мол, нужно кое-что уточнить. Гога на это дело отвечает, что, поскольку хозяин, вы то есть, в отпуске, надо было спросить у него, а коль она того не сделала, то он ей ноне зад-то и надерет. — Хрипатый замолчал, переводя дух.

— Ну и… — поторопил Собако.

— Ну и задрал ей юбку.

— А она?

— А она так спокойно говорит: пошел, мол, отсюда, козел, а то хуже будет.

— А Гога?

— А он, натурально, заржал.

— А дальше?

Хрипатый смутился:

— Дальше я не разглядел. Она чевой-то сделала, и Гогу в угол унесло. А она бумажки собрала, в сейф заперла и не спеша так из кабинета выплыла.

— А ты где был, кретин чертов? — не выдержав, задрал Собако.

— Дак в кабинете.

— И чего ж ты ничего не сделал-то?

Хрипатый помялся:

— Она, это, как глянула. У меня аж по яйцам мороз пошел. Прям столбняк. А когда Гога очухался, я ему «скорую»-то вызвал. Уж так орал, так орал.

— Да чего с ним?

— Она ему яйца в кровь… Прямо ужас.

— Дела, — тяжело осел Собако. Он рассчитывал еще денек расслабиться. Потихоньку войти в колею, но, видимо, дело не терпело отлагательств.

— Ну ладно, Гога в больнице, но ты-то чего как таракан в нору забился?

— Так они все на меня так и зыркают. Душа в пятки уходит.

— Дал бы по морде, глазенки бы и попрятали.

— Не могу, — тоскливо пробормотал Хрипатый, — рука не поднимается, от одной мысли в дрожь бросает.

Через полчаса Виктор был уже в офисе областного совета. Несмотря на ранний час, там было полно народу. Собако заметил даже нескольких из тех, кого несколько месяцев назад по его приказу Хрипатый и Гога вышвырнули пинками за склочный характер и желание качать права. Он тогда еще лениво посоветовал им не попадаться ему на глаза. Сейчас они торчали тут и нагло его рассматривали. В зале, в окружении ребят из его школы, сидел дедок, а над ним, вот черт, бывает же такое, метались два крупных сокола, то взлетая под самый потолок, то ныряя вниз и резко закладывая вираж, чуть не касаясь волос.