Метро 2033. Хозяин Яузы - Калинкина Анна

Федор и впрямь решил сходить на Новокузнецкую, потолкаться среди народа, узнать последние новости. Надо было, наконец, чем-нибудь заняться, чтоб не скиснуть совсем.

Он посидел возле блокпоста, дожидаясь попутчиков, – конечно, туннель вроде не особо опасный, но мало ли. Вспомнились слова Данилы: «На бога надейся, а сам не плошай». Тут подошла группа челноков, мелькнуло знакомое лицо – этому мужику Федор помог купить партию грибного чая довольно выгодно. И Федор отправился с ними.

Они довольно быстро добрались до южного зала Третьяковской. Станция была похожа на Китай – такой же светлый зал, массивные четырехугольные колонны. Федор покосился в сторону перехода в центре станции, наглухо замурованного. Он вел в южный зал Третьяковки, куда уже давно никто не наведывался. Самым страшным наказанием считалось быть отправленным туда – ибо то был путь в один конец.

Южная Третьяковка не была вовсе необитаемой. Тот, кто отважился бы войти в темный зал, быстро понял бы, что он не пустует. Приглядевшись, он увидел бы тлеющие угли, принюхавшись, уловил бы запах дыма и жареного мяса. Человеческого мяса.

Здесь обитали морлоки. Отсюда брал начало Мертвый перегон, ведущий на Марксистскую. Никто не знал толком, что там творится, редким смельчакам удавалось оттуда вырваться. Но все были уверены – там поселилось зло.

Федор невольно поежился. Хорошо, что проход заделали. А вот на Новокузнецкой проход в южный зал Третьяковки замуровывать не стали. Там поставили прочные двойные двери, затянутые металлической решеткой, посадили караульных. Пожалуй, это было разумно – лучше было знать, что творится на проклятой станции. По слухам, караульных часто меняли – подолгу там не выдерживали даже самые закаленные и непробиваемые. От зловещей ауры Мертвого перегона напрочь сносило крыши у самых отпетых мерзавцев.

Федор пообщался со знакомыми на Третьяковке и уже совсем было собрался обратно, как вспомнил слова Нели: «Кто любит хороший шашлык, идет в кафе «Грев» на Третьяковской».

«Зайти, что ли, раз я все равно тут рядом», – вяло подумал он.

Над входом в кафе «Грев» – большую матерчатую зеленую палатку – висела картонка с криво написанными углем буквами «Перерыф». Федор чертыхнулся. Открыть могли и через пять минут, и через пятьдесят – торопиться хозяину было явно некуда. Не искать же его теперь по всей станции? Федор подумал – а не плюнуть ли на эту затею? На что ему, в самом деле, старик с девчонкой? И все же любопытство пересилило – он решил дождаться хозяина. А чтобы скоротать время, отправился на Новокузнецкую. Она была под контролем другой группировки, и обычно со всех брали плату за проход – три пульки. Но Федору здесь слишком многие были обязаны, и его пропускали по знакомству.

Новокузнецкая сильно отличалась от Китай-города. Видно было, что над оформлением этой станции трудились долго и вдумчиво. Между массивными квадратными проемами арок, отделанными бежевым с прожилками камнем, стояли скамьи с высокими спинками, оканчивавшимися затейливыми завитушками. Скамьи тоже были сделаны из камня – наверное, оттого и сохранились до сих пор, хотя кое-где были уже нацарапаны неприличные слова. На потолке разноцветными камушками были выложены рисунки. Вдоль зала стояли в ряд через равные промежутки светильники на длинных ножках. И хотя тут стоял такой же гвалт, как на Китае, Федору казалось, что даже девчонки здесь красивее. Многие девчонки здесь знали его, и знали, что он живет с Веркой, так что не особо навязывались, зазывали больше для порядка.

Навстречу попался сам пахан Новокузнецкой – Данила Иванович, Учитель. Невысокого роста, зато широкий в плечах, он двигался вперед, выпятив грудь, сухое морщинистое лицо расплывалось в благожелательной улыбке, открывавшей крупные щербатые зубы. «Бабушка, зачем тебе такие большие зубы», – вспомнилось вдруг Федору, и он чуть не фыркнул. Однако вовремя удержался и на всякий случай демонстративно громко поздоровался, хотя Учитель, казалось, не замечал его – с паханом лучше было дружить. Данила Иванович благосклонно кивнул в ответ, и у Федора отлегло от сердца.

Потолковав с нужными людьми на Новокузнецкой, Федор вернулся обратно на Третьяковку. «Грев» был уже открыт. Хозяин, Лелик, здоровый качок, весь в наколках, самолично поворачивал крысиный шашлык на углях. Услышав пароль, взглянул на Федора с умеренным интересом.

– Данила не заходил? – спросил Федор.

– Лодочник, что ли? – хмыкнул хозяин. – Пару дней назад заглядывал.

– Один?

– Нет, с девчонкой своей.

«Эх, черт, чуть-чуть бы пораньше спохватиться», – подумал Федор. Стало так обидно при мысли, что мог бы увидеть Нелю – и не успел.

– Теперь ушли, долго их не будет, – сообщил хозяин, как показалось Федору, со скрытым злорадством.

– А поправился старик-то? – спросил Федор.

– Да вроде на здоровье не жаловался, – флегматично протянул хозяин. – Вот девчонка – та бледнющая как смерть и кашляет. Ну и немудрено, от такой жизни. А тебя как звать-то, коли не секрет? Заглянут опять – скажу, кто их спрашивал.

Федор, поколебавшись, назвался. Хозяин полез куда-то под стойку.

– Тогда это тебе, – сказал он, протягивая куколку. Федор схватил деревянного уродца. На сердце у него почему-то сразу стало теплее. Теперь он знал, что с Нелей все в порядке и что она не забыла его. Писать она толком не умеет, но подарок говорил о ее настроении лучше всяких слов.

– А можно им записку оставить? – спросил Федор.

– Отчего ж нельзя – оставляй, – согласился хозяин. Федор задумался, а хозяин поглядывал на него с непроницаемым видом. Но в его взгляде Федору чудилась насмешка. Он, наконец, решился и торопливо черканул на вырванном из тетрадки листке бумаги огрызком карандаша:

Спасибо за подарок. До скорой встречи.

«Она поймет, – подумал он. – Поймет главное, что я тоже думаю о ней, помню». Но на душе было как-то тяжело, муторно. Федор заказал шашлык и кружку браги, чтобы задобрить хозяина кафе. И когда он уже поел и поднимался из-за стола, вдруг услышал сзади низкий голос:

– Дай погадаю, касатик.

К таким предложениям на родной станции он уже привык, гаданием в метро промышляли шлюхи и цыганки. Та, что пристала к нему, скорее была похожа на цыганку – для шлюхи была старовата. Из-под замызганной пестрой когда-то шали, окутывавшей голову, выбивались черные пряди с проседью, лицо было в морщинах. Федору редко попадались красивые цыганки, но эта, видно, даже в молодости хорошенькой не была – черты лица были правильными, но тяжеловатыми. А взгляд был властным, завораживающим. И Федору показалось, что где-то он уже видел эти глаза.

– Брось, – ответил он, – я не собираюсь платить за плохие новости, а хороших не жду.

– А я бесплатно погадаю, касатик. Такой день у тебя сегодня – все видно, что дальше с тобой будет.

Федор и сообразить ничего не успел – а она уже схватила его руку своей, неожиданно сильной. Повернула ладонью вверх и всмотрелась. Пальцы ее были сухими и теплыми, ногти – коротко острижены и, как ни странно, не грязные. Федор вдруг почувствовал запах оружейной смазки и удивился – странные нынче пошли цыганки. И волосы у нее вроде чистые – тоже необычно. Из-под ее просторной черной юбки высовывался остроносый черный сапог, и это тоже было необычно – цыганки чаще ходили в разбитых башмаках или в шлепках, в чем придется.

– А была у тебя недавно, касатик, дальняя дорога, – ехидно, как показалось Федору, произнесла цыганка. Он вздрогнул.

– Вижу, касатик, тяжело тебе, – протянула старая ведьма почему-то басом. – Встретил ты девушку, запала она тебе в душу.

Федор снова вздрогнул, и это не укрылось от цыганки. Она пристально взглянула на него и снова затянула:

– Не к добру эта встреча – смерть у нее за спиной стоит. Не про тебя эта красавица. Забудь ее, а то погубит она тебя.

«Вот стерва старая», – в сердцах выругался про себя Федор. Выдернул руку.

– Я же сказал – не хочу плохих новостей.

И пошел. Он успел уже выйти из забегаловки, и вдруг услышал вслед:

– Берегись, касатик, не лезь, куда не надо.

Это было уже чересчур. Федор оглянулся, желая ответить резкостью, но старухи уже не увидел.

На душе у него было тяжело – зачем только слушал ее, не надо было задерживаться. Это ведь такой народ – чуть увидят, что поддаешься, постараются что-то вытянуть из тебя. Но какая ей польза была оттого, что наговорила ему гадостей? Он ни на минуту не поверил ей – наверняка она слышала, как он расспрашивал хозяина про старика и девушку, оттого и сочинила свое предсказание тут же на ходу. Да и выдала она ему обычный набор цыганских банальностей: любовь, смерть, кровь, морковь. «Блин, – подумал он, – вот назло старой ведьме обязательно вернусь как-нибудь на Электрозаводскую, найду там Нелю. Мы с ней и со стариком опять пойдем в поход. Только интересно, как он лодку обратно дотащит – он же ее оставил в штольне под Яузой. Или у него на Электрозаводской целый склад таких? А может, на него еще кто-нибудь здесь работает?»