Метро 2033. Хозяин Яузы - Калинкина Анна

Федор сидел в лодке посреди Яузы, прислушиваясь к ночным звукам. Лодку тихонько сносило вниз по течению. В свете луны он увидел непонятный предмет, тихо покачивавшийся на воде. Он вгляделся – и озноб прошел по спине. Это была Неля.

Лицо у девушки было спокойным, словно она спала. Течение мерно колыхало ее. Но вот она пошевелила рукой.

«Она жива», – и Федор в несколько гребков направил лодку ближе, перегнулся через борт, протянул к девушке руки. Та, не открывая глаз, снова пошевелилась – словно непонятным образом следила за ним, чувствовала его приближение. Он вновь испытал это ощущение сосущей тоски внутри – словно его тянет куда-то, а куда – непонятно. Тянуло погрузиться в темную прохладную воду рядом с девушкой, обнять ее, отдохнуть от душной городской ночи, да и вообще – от жизни.

Ему померещилось, что Неля из-под полуопущенных век следит за ним. Что-то показалось ему невозможным, неестественным. Рука Нели вновь дернулась, словно жила своей жизнью. Федор хотел было уже взять ее за руку – и замер: из-под тела девушки вдруг показалось что-то черное, скользкое, отвратительное. Вышла из-за туч луна, и в ее призрачном свете Федор заметил, что глаза у Нели приоткрыты – застывший, неживой взгляд был устремлен в одну точку куда-то поверх его головы. Монстр выпустил щупальца, оттолкнув ненужный ему уже труп девушки, оплетая Федора. Тот закричал и принялся кромсать чудовище ножом, но на месте отвалившейся конечности тут же вырастали две новые. Федор вскрикнул отчаянно – и проснулся.

– Пусть сойдет с тебя печаль-тоска, – услышал Федор чье-то бормотание, и на лицо ему полилась вода. Тут он проснулся окончательно. Хотя еще минуту думал, что спит – над ним нагнулось какое-то морщинистое лицо без возраста, обрамленное неопрятными седыми косицами. В косицы вплетены были разноцветные ленточки, бусинки, нитки. Пахло от них прогорклым жиром. И лишь по этому запаху Федор узнал местную знахарку, неопрятную грузную старуху в одеяниях с многочисленными пестрыми заплатами.

– Сгинь, – пробормотал он.

– Вишь, как тебя корежит, болезный, – проворчала старуха. – Это оттого, что опоили тебя, чары навели. Ну, да я супротив них такое слово знаю.

Он увидел бледное лицо Веры.

– Гони эту дуру к черту, – гневно сказал он. – Вот еще что вздумала – колдовать.

– Это не я, это там, где ты был, околдовали тебя дурные люди, – запричитала Вера. – Старуха мне рассказала все. Другую ты встретил, разлучницу, оттого ты и ходишь смурной, и на меня глядеть не хочешь.

Федор сунул руку под подушку. Нелиного талисмана не было.

– Ты зачем мои вещи берешь? – заорал он на Веру. – Обыскиваешь меня, сонного? Дрянь!

– Ничего, ничего, так надо было, – торопливо забормотала Вера. – Куклу колдовскую я в огонь кинула. Увидишь, тебе скоро легче станет.

Федор выругался. Теперь даже на память о Неле ничего у него не осталось. Тут в душу ему закралось подозрение.

– Так вы что – опоили меня вчера? – заорал он. – То-то чай мне странным показался. Добавили какую-нибудь дрянь, оттого мне и снятся кошмары.

– Это люди лихие тебя опоили! – отчаянно крикнула Вера.

– Тихо, тихо, мой золотой, – забормотала старуха. – Все знаю, все вижу. Долгая дорога. Верхние боги злые, просто так не пропустят, им жертва нужна. Боги воды тоже жертву хотят.

Федор вспомнил шлюз, черное гладкое щупальце, утащившее человека, и ему стало плохо.

«Жертва, – подумал он. – И Данила знал об этом. Напрасно Фил строил планы на будущее – он уже был обречен. Недаром старик сказал ему – не спеши, вернись сперва. Он знал, что Фил не вернется. Вот зачем он взял с собой его – а может, и меня. Мы для него были расходным материалом, рыбьим кормом. А Фил еще так восхищался этим старым чертом. Бедный Фил! Но как так можно – старик шутил с нами, разговаривал, как с друзьями – и знал, что мы обречены. Гениальная задумка – использовать нас по дороге как грузчиков, а потом – как пропуск через шлюз. Отличный план. Наверное, когда Фил заговорил про вход из системы в Д-6, старик окончательно решил, что Фил не должен дойти до метро. На шлюзе его не съели – вместо него погиб тот егерь, что стрелял в нас. И тогда старик дал ему уйти на верную гибель. Ведь сначала его еще можно было остановить, но старик нарочно не стал этого делать».

– Ты видишь, что с ним творится? – в отчаянии тормошила старуху Вера. – Но ты поможешь ему, ты ведь обещала? Все, что хочешь, отдам, только помоги.

Старуха тем временем пристально вглядывалась в Федора. И судя по всему, то, что она видела, ей не нравилось. Она качала головой укоризненно.

– Ты же сказала, что ему полегчает, если куклу колдовскую сжечь, – не унималась Вера.

– Так-то оно так, – протянула старуха, – куклу правильно ты сожгла, только поздно. – Она еще раз пристально вгляделась в Федора. – Зря он наверх поднимался. Там живет зверь. Теперь зверь взял его след. Я это по глазам вижу. Ничего поделать уже нельзя. Он принадлежит зверю, и зверь заберет его, когда пожелает.

Федор вздрогнул. Знахарка, воспользовавшись его замешательством, шустро выскользнула из палатки.

А на Федора навалилась такая тоска – хоть иди и топись в той самой Яузе. «Кажется, я попал, – подумал он. – Может, и впрямь околдовали?»

Федор не выдержал – несмотря на запрет старика, кое-что рассказал Вере, взяв с нее слово молчать. Он думал, она поймет и перестанет его донимать. Но вышло только хуже.

Через пару дней Вера пришла с гневно горящими глазами, отозвала его в сторонку и заявила:

– Узнала я кое-что про этих твоих проходимцев, с которыми ты связался – чем они на жизнь зарабатывают. Дурью они торгуют, вот что. На Ганзе-то дурью торговать запретили, так они свои каналы наладили, в обход. Вот на кого ты меня променять хочешь. Я-то хоть честная женщина, не связываюсь с таким.

Федор прекрасно знал – честность Веры во многом объяснялась тем, что торговля дурью на Китае находилась под жестким контролем одной из группировок, и бабу к такому делу никто бы просто не подпустил. Но ему противно было такое слушать про Нелю. Хотя сомнения начали закрадываться в душу – он ведь не знал, что за свертки передавал старик таинственным незнакомцам, чем они расплатились с ним.

«Но даже если старик чем-то таким и занимается, Неля может не знать об этом», – убеждал он себя, в глубине души понимая – не может она не знать. Это какой же надо быть наивной, чтоб не заметить, что под носом творится. Больше того – ему вдруг снова вспомнились ее странности. То бледность, то внезапное оживление, отсутствие аппетита. Все это было очень подозрительно. Кто же она – жертва старика или его сообщница, проворачивающая вместе с ним темные дела?

Он вдруг вспомнил ее голос: «Услышишь что-нибудь плохое обо мне – не верь». И начал возражать Вере:

– Да на хрена старику с дурью связываться? Он на поверхность ходит, он и так мог бы все иметь, если б захотел, там еще до фига всего осталось. И насчет девушки ты зря. Конечно, ей трудно на поверхности наравне с мужчинами, она худая, бледная.

И понемногу, увлекшись, начал рассказывать ей о путешествии в подробностях – умолчав лишь о беседах с Нелей, о том, как она читала ему стихи.

Вера, замерев, слушала его рассказ – об опасностях, о том, как плыли. Она на глазах успокаивалась – видимо, решила, что девушки бояться нечего: Федор так часто пренебрежительно отзывался о мужеподобных тетках, предпочитающих мужскую одежду, что Вера и допустить не могла, что такая может ему понравиться. Федор и сам понимал – из его рассказа получалось, что Неля какая-то малахольная. Ему стыдно было, но он оправдывал себя тем, что нужно же успокоить Веру. А она после его рассказа долго молчала. Федор уже начал подозревать, что сейчас она закатит-таки ему скандал, но она, как оказалось, думала совсем о другом.

– Как старик сказал – наверху еще полно всего осталось? – пробормотала она. – Сталкеры такие цены заламывают, а если б свой кто-то ходил – нам бы больше доставалось. Нет, конечно, это очень опасно, я не хочу, чтоб это был ты. Но может, с этим стариком как-то договориться – чтоб он и на нас поработал, раз уж ты с ним теперь знаком.

Федору стало неприятно.

– Не станет старик на тебя работать. Он говорит – надо брать, сколько тебе нужно, не больше. Если будешь жадничать, долго не проживешь.

– Так ты считаешь меня жадной? – сузив глаза, проговорила Вера. – Ты не представляешь, как мне было тяжело всегда. Я совсем девчонкой была, когда случилась Катастрофа, школьницей с бантиками. Когда все началось, эта тревога, и толпа повалила в метро, мать успела втолкнуть меня внутрь, а ее отпихнули, и она осталась снаружи, за воротами. И в тот день мое детство кончилось. Ты не знаешь, через что мне пришлось пройти. И все-таки я выжила.

Федор вновь вспомнил тот слух – про рожденного ею когда-то давно мертвого ребенка.

– Я догадываюсь, через что тебе пришлось пройти, Вера, – мягко сказал он, – только знаешь ли, мне это параллельно. Мне на это наплевать. Я тоже был маленьким, когда все случилось. И не надо меня жалобить и уверять, что женщинам по жизни приходится тяжелее. Женщины, как и мужчины, бывают разные. И выбор есть у каждого всегда. А ты, я вижу, не растерялась. За себя постоять сумела.