Звездный огонь - Серебряков Владимир

Я выщелкнул справку — «Аретку, Ион — начальник отделения колониальной полиции Бэйтауна, зам. нач. планетарного отделения КП…» — и, едва бросив раджпуту: «Подождите секунду», переключился на интербрейн самого Аретку. Изображения не было — ни одна камера на площадке не ловила в кадр бэйтаунского шерифа.

— Впредь, сударь, — произнес я, намеренно увеличив громкость, так что голос мой, должно быть, эхом отдавался в черепе жертвы, — извольте советоваться со мной. Дело Б.Б.Сайкса веду я… и не пробуйте потрясать заплывшими жирком полномочиями, если не хотите потом иметь дело с Джонатаном Сайксом.

Данные биометрии, выдернутые моим секретарем из шерифских имплантатов, выдавали цепенящий ужас. Я прервал связь и снова глянул в глаза равату Адиту Деву.

— Надо полагать, с господином Аретку вы и раньше сталкивались? — уточнил я.

— О да. — Раджпут почти улыбнулся. — А вы решили вселить в него… как это… страх божий?

— Догадались?

— Он побледнел в первый раз на моей памяти, — объяснил индус.

— Скажите, рават Адит, — спросил я как бы невзначай, — почему вы «забыли» включить в свой отчет путь восхождения Тадеуша Новицкого?

Раджпут замялся.

— Это вопрос… внутренней политики домена, — проговорил он наконец.

— Спасибо, — саркастически промолвил я, — очень внятно. Но у меня возникло немало вопросов к вашему альпинисту-ассенизатору.

— Я бы попросил вас, — с достоинством отозвался Адит, — отложить этот разговор на несколько минут. Пользуясь инфором, я не…

— Понятно, — перебил я его. — Отложим.

Совершенно вылетело из головы, что моему собеседнику недостаточно проговаривать реплики про себя — его интелтронный спутник мог считывать только сокращения мышц шеи. А это значило, что любой мог подслушать нашу беседу, не проникая в запретные слои киберпространства, просто присмотревшись к беззвучно шевелящему губами раджпуту и подгрузив в свой инфор соответствующую программу, которая вовсе не числится запретной — ее гражданские версии используются глухонемыми. И если начбез Академии собрался выложить мне, почему его начальство прикрывает Тадеуша Новицкого, да еще так неуклюже, что это здорово смахивает на подставу… Меньше всего я хотел давать такие сведения в руки Аретку или его боссу.

Коптер ушел в пологую спираль, заходя на посадку. Внизу промелькнул обрыв Ласточек, под ним — холодные яркие огни комбината.

От посадочной площадки до уступа, где лежал труп, было метров двадцать, и, если бы не светоусилители в глазах, я непременно сверзился бы по дороге с обрыва. Даже в предательском полумраке я мог, опустившись на колени, разглядеть следы от «кошек» и вбитых костылей. Похоже было, что весь клуб рискунов прошел этой площадкой.

Адит Дев помахал мне рукой, едва завидев. Реакция полицейских была заметно более прохладной. Я включил опознавание, установив постоянную связь с базой данных администрации, хотя произвести впечатление на этих людей мне вряд ли удастся. Штатный сотрудник Службы должен нести в своем теле не менее пятой доли искусственных тканей и органов, и первым наращением обычно оказывается интелтронный помощник. Чертовски полезная штука. Особенно когда приходится выяснять причину смерти.

Кстати! А почему начбез не упомянул об этой части экспертизы?

Не говоря ни слова, я быстрым шагом подошел ко вновь прикрытому пленкой трупу и отбросил пластиковый саван. Конан Сайкс воззрился на меня слепыми, сморщенными бурыми зенками, ощерив в неживой ухмылке фарфорово-белые зубы.

Вскрытие не красит человека. Особенно если он умер неделю назад. Климат Габриэля превратил тело альпиниста в некое подобие вяленой каракатицы, притормозив разложение. Это помогло мне не вывернуться наизнанку, когда я опустился на колени возле тела, но из развороченной брюшной полости исходил такой смрад, что хотелось задержать дыхание. Даже с помощью медицинской энциклопедии я не разобрался бы в напластовании бурых лохмотьев, оставшихся после коронерского скальпеля, если бы не имел соответствующего опыта. В свое время я не поленился закончить три курса медицинского колледжа — слишком мало, чтобы лечить людей, но вполне достаточно, чтобы знать, как и отчего они умирают.

Сейчас я мог с уверенностью сказать, что экспертиза была проведена очень и очень грязно. Непрофессионально. Колониальная служба не поощряла излишнего мастерства в младшем составе, следуя принципу Питера, но подобная безалаберность не лезла ни в какие ворота. Не то чтобы коронер забыл взять какие-то пробы или просветить тот или иной орган… но повторить анализы после него было уже почти невозможно — так грубо сделаны надрезы, так, почти намеренно, были нарушены анатомические и тканевые структуры, а ведь обезвоживание само по себе искажало гистологическую картину почти до неузнаваемости!