Звездный огонь - Серебряков Владимир

— Э… — Тоу слегка растерялся. — Я, собственно, и от него пытался добиться разрешения исследовать артефакты на Самаэле, так сказать, in situ — а в том, что они существуют, у меня нет ни малейшего сомнения…

— Что вы ему сказали?! — едва не крикнул я.

Рыхловатый китаец оскорбленно подтянулся.

— Я всего лишь обратил его внимание на упущение в отчете планетографической группы по системе Адоная. Понимаете, обзор Самаэля проводился дистанционно, при помощи зондов, и планетографы, в сущности, знали, что хотят увидеть. Очевидное заметить труднее всего. Вам известно, — продолжал ученый в блаженной уверенности, будто я осведомлен в тонкостях планетологии не хуже его самого, — что планеты венерианского типа теряют атомарный водород из-за эффекта убегания. Фотолиз воды в верхних слоях рождает свободные протоны, а те уносит солнечный ветер. Но эффект убегания проявляется не всегда. Ультрафиолетовое излучение звезды должно быть достаточно мощным, а поле тяготения планеты — относительно слабым, ведь «горячие гиганты»…

— Знаю, доктор, спасибо. — Я с трудом подавил искушение добавить: «С основами планетологии знаком».

— Так вот, — продолжал Тоу, нимало не смутившись, — по моим подсчетам получалось, что Самаэль не мог претерпеть афро-трансформации. Да, хи Геркулеса — горячее Солнца, поток ультрафиолета от нее сильнее, а солнечная постоянная на расстоянии орбиты Самаэля — больше, но… на поверхности планеты тяготение составляет полтора «же», ее масса — две с половиной земных. Все компенсируется. Нынешняя атмосфера третьей планеты Адоная — это и есть артефакт, самый большой из найденных.

Я подхватил челюсть. Действительно, если ученый сумеет подтвердить свою гипотезу фактами, слава в узких кругах предтечепоклонников ему гарантирована. Вот только…

— А почему тогда вокруг Самаэля нет спутниковой оболочки? — поинтересовался я скептически. — Если это была колония…

— До сих пор мы нашли только одну более-менее сохранившуюся оболочку, реликт последней волны, в системе 82 Эридана, — парировал Тоу, — и то потому, что условия ее существования можно назвать тепличными — лишенная атмосферы и спутников планета, судя по всему — передовая база. Здесь, с другой стороны, мы имеем массивную луну, вносящую орбитальные возмущения, и протяженную мезосферу — тормозящую среду… я удивлюсь, если хоть один спутник, даже на очень высокой орбите, просуществует в таких условиях больше десяти-пятнадцати тысяч лет, в то время, как речь идет о миллионах.

— Хорошо, — уступил я, — но куда, по-вашему, делся водород?

— Чтобы объяснить этот эффект, я предположил, что Предтечи, основавшие базу в системе Адоная, имели возможность регулировать излучение звезды, — заключил китаец. — Эту гипотезу я и высказал господину Тоолайнену… и мне показалось, что он отнесся к моим словам весьма благосклонно. Но после его отъезда я так и не получил из центра Шайен никаких распоряжений и вынужден был опуститься до… извините, мелкого интриганства…

— Могу вас заверить, — деревянными губами вышептал я, — что к вашим словам отнеслись действительно со всей серьезностью.

Оборвав связь, я уткнулся лицом в ладони, не обращая внимания на панораму иконок, испестрившую веки изнутри. Еще как серьезно! Если уж директорат взялся искать в системе Адоная машину, способную разжигать — а значит, и гасить — звезды…

Я по-прежнему не верил в богмашину Предтеч. На мой взгляд, Лайман Тоу банально увлекся — есть множество способов закачать избыток тепла в атмосферу, и поддувать для этого ядерную топку светила вовсе не нужно. Эффект убегания действует с положительной обратной связью — как и вымерзание миров вроде Габриэля; единожды вступив в силу, он за очень короткое по астрономическим меркам время превращает планету в углекислотный парник.

Но мне верить не обязательно. Достаточно, чтобы поверил кто-то на Земле.

И колония превратится в поле боя.

Превратилась.

Как можно найти убийцу среди солдат, чьи руки — сплошь в крови?

Интерлюдия

От дамбы несло гниющей листвой.

Я поднял взгляд — земляная насыпь, напрочь скрывшая древнюю бетонную стену, громоздилась надо мной, отсекая половину блеклого, тускло светящегося неба, склонившегося над нею низко-низко. Где-то над головой плескалась вода. С каждым ударом волны о размокающий берег накатывал запах: преющие на корню побеги стрелолиста, человеческие испражнения, тухлая рыба, какие-то химикалии — лагуна уже давно превратилась в исполинский лабораторный стол для занятий по органической химии, но проклятая водяная трава продолжала расти, словно не замечая этого, а толстожорики продолжали тупо проедать себе дорогу в болоте. Естественных врагов у выведенных генженерией рыб не осталось — отравились давно. Даже бесноватые городские вороны не трогали выброшенные на берег тушки.