Книга демона - Кликин Михаил

– Вся твоя жизнь теперь будет подчинена работе, – объяснял Дьилус новые правила. – Хорошо поработаешь – хорошо поешь. Сделаешь много – много получишь. Теперь ничто не станет тебя отвлекать. Ничто не будет тебя ограничивать. Ты можешь писать быстро. Ты сможешь все свое время тратить на письмо. И как только Великая Книга будет закончена – ты получишь желанную свободу…

Теперь Тильт не знал, где находится его тюрьма. После того как Дьилус закончил рассказ о новых правилах, он протянул Тильту небольшую фляжку.

– Выпей, – велел он. – Это тебе поможет.

Тильт тогда не понял, чем именно поможет ему неизвестный напиток, но ослушаться не посмел. Тем более что новый хозяин только что в подробностях описал кары, которые последуют за ошибки и невыполнение указаний.

Жидкость во фляжке была жгучая. Тильт проглотил ее и почти сразу ощутил, как бархатное тепло растекается по всему телу. В голове зашумело. Веки отяжелели. Несколько мгновений он наслаждался приятной слабостью, чувствуя, как, охватывая весь мир, расплывается и истончается сознание. В какой-то миг ему показалось, что он постиг вещи, доступные лишь богам, но тут разум его, не выдержав тяжести нового знания, надломился и погас.

В черном беспамятстве Тильт мог пробыть и час, и день, и неделю. За это время его могли вынести из храма, а то и вовсе увезти с острова. Теперь он не знал, что будет ждать его за дверью, если однажды он сможет ее открыть. Не знал, кто его охраняет.

Не знал ничего.

Его мирок сузился до размеров пещеры.

– Настоящая сила – в страдании, – часто повторял Дьилус. – Вряд ли ты это сейчас понимаешь. Ты слишком молод, почтенный мастер. А впрочем, вспомни: когда у тебя болит зуб, разве не готов ты вырвать его собственными руками? Боль дает тебе решимость. Страдание сподвигает тебя на то, что ты не способен сделать в обычной жизни.

Дьилус утверждал, что страдание писца полезно для Книги. Тильт не совсем понимал, почему это так, – наверное, в силу своей молодости, но на всякий случай он, как мог, старался показывать, что ежедневные мучения его достаточно велики. Пока обходилось без истязаний и пыток. Возможно, именно благодаря стараниям Тильта.

Каждый раз, когда в пещеру заходил Дьилус, Тильт ссутуливался, смурнел и начинал через слово вздыхать. Со временем он настолько привык к роли мученика, что вздыхал и хмурился, даже если рядом никого не было.

– Что невесел, почтенный мастер? – с некоторых пор именно этими словами Дьилус стал приветствовать Тильта. – Или не рад чему?

Он любил поговорить, этот служитель Драна. Равно как и покойный Заталэйн.

– Как спал? Какие сны видел?

Кажется, это действительно его интересовало.

– Вчера ты хорошо поработал. Что тебе принести в награду?

– Что-нибудь живое… Цветок какой-нибудь в горшке. Растение. Или зверька.

– Цветок… Ладно, может быть, это будет цветок. Но вряд ли он проживет здесь больше недели… Ты пиши, почтенный мастер. Пиши хорошо, много пиши, и все у тебя будет…

Вроде бы Дьилус неплохо относился к молодому писцу. Часто заглядывал в гости, многое рассказывал, подшучивал, делал небольшие подарки, оказывал незначительные услуги. Но Тильт чувствовал, что к нему относятся не как к человеку, а как к полезной вещи, как к Ценному инструменту.

Или как к домашнему животному.

Так добрый хозяин, взяв бычка на откорм, всячески за ним ухаживает: греет пойло, балует лакомствами, убирает навоз, вычищает стойло. Разговаривает ласково, поглаживает, почесывает. Выхаживает, если скотине случится заболеть, переживает, душой за нее болеет; надо будет – так рядом спать ляжет. Но при том не забывает, ради чего он этого бычка держит.

Тильта держали ради Книги.

Каждое утро крохотная дверь чуть приоткрывалась и кто-то, остающийся невидимым, забрасывал в комнату свернутые трубкой, перевязанные лентой бумажные листы. Это были скопированные с Тайной Книги ряды цифр. Потом появлялся могучий траллан. Он приносил тома, с которыми Тильту предстояло работать, и забирал ненужные фолианты. Если среди книг были особенно ценные, траллан оставался в комнате и следил за действиями писца.

С самого утра садился Тильт за работу. И трудился до самого вечера практически без перерыва – даже ел за письменным столом, пристроив тарелку с похлебкой среди письменных принадлежностей и порой, забывшись, макая в нее перо.

Ему больше нечем было заняться – работа заменила ему все: и отдых, и развлечения, и общение. И однажды Тильт заметил, что ежедневный обязательный труд стал приносить ему удовольствие. Он с интересом вчитывался в книги, с которыми работал. Пытался разобраться в слоговом письме гельгенов, разгадать значение останских иероглифов. Он уже многое понимал из того, о чем писалось в Книге Драна. И он видел, как это писалось.