Кровь на мечах. Нас рассудят боги - Гаврилов Дмитрий

Ильменские леса, бескрайней озеро, которое не всякая чайка перелететь может.

Руса… удивительный город солеваров. Слишком богатый для того, чтобы быть честным.

Наконец, Киев.

В сердце кольнула грусть, когда вспомнил про унижения отрочества, предательство отца, первый поход в полюдье. И сколь бы ни был велик этот город, в нем была только одна жемчужина, один лучик подлинного света…

Повинуясь странному чувству, Добродей обернулся. К Олегу, поддерживаемый Хорнимиром, спешил жрец Яроок. Впрочем, как спешил? Улитки ходят быстрее. Но Яроок слишком стар и слаб, ему простительно. За ними мрачно вышагивал Розмич.

– Долго еще? – бросил Добродей копателям.

– А ты торопишься? – дерзко бросил один из них. Тут же осекся, поняв, кто спрашивает.

– Тороплюсь.

– Почти готово, – пробормотал копатель.

– Жаль, ветра совсем нет… – отозвался Добря.

Мужик глянул на осужденного испуганно, промолчал.

«Скорей бы…» – подумалось Добре, и, будто отвечая на его мысли, кто-то из дружинников пробасил:

– Готово.

Недолгая тишина закончилась еще одним вопросом:

– А бронь? Снять?

Далекий голос Олега сказал:

– Нет. Он воин. Кладите так.

Яроок увещевал князя.

Добродей еще раз поглядел в их сторону.

– Меч, – молвил Олег отчетливо и громко.

И повернулся спиной к верховному жрецу.

Других слов не было.

Один дружинник ухватил осужденного под мышки, другой за ноги, приподняли. Осторожно уложили связанного Добродея в глубокую яму. Свежесть осени, которую только что вдыхал с наслаждением, сменилась тяжелым запахом земли, зато небо перед глазами до того синее, что слезы наворачиваются.

– Держи, друг, – проговорил кто-то, опуская в могилу ножны, и там – знакомая рукоять. – Какой ни есть, а все же крест. Молись, если знаешь слова! Прости нас.

– Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…

– Довольно! Забрасывай, – приказал кто-то на корявом славянском, и мужики вновь взялись за лопаты.

Сперва придавило ноги, после тяжелые комья стали падать на живот и грудь. Прежде чем сыпанули на лицо, Добродей успел сделать глубокий вдох, но воздух кончился быстро. В глубине души он очень стыдился своего буйства: криков, хрипов, судорог, но поделать ничего не мог – тело сопротивлялось само, позорно боролось за жизнь. Благо это сопротивление закончилось довольно быстро, сознание вспыхнуло искоркой… в последний раз. И то ли в предсмертном бреду, то ли наяву он узрел Иное.

* * *

В княжьем тереме всегда суетно и шумно. И не важно – победа ли, война или обыденный мир. Тут всегда одинаково: с рассвета слуги снуют взад-вперед и ворчат, на кухне гремит посуда и шкварчит на сковородках сало, в княжьих палатах важно спорят дружинники, а когда кончаются доводы, сжимают ладони в кулаки и снова спорят.

Шаги Розмича растворились в этом гаме, за общей суетой пришедшего не замечали. Внимание на него обратил только один – страж у дверей в опочивальню Олега.

– Ты чего в такую рань? – поежившись, пробасил он.

– Срочное дело есть.

– Да князь, поди, спит еще.

– Не спит, – сказал Роська.

– Откуда знаешь?.. – удивился страж.

– Чувствую.

Воин пожал плечами. Он на этой службе новичок, а Розмич – человек бывалый, да и князь его поболе других жалует. Самые важные дела поручает. Может, и вправду «чувствует».

– Ну, иди, – буркнул страж, – тебя он помнит. Ты – свой. А если что, я не виноват.

Дверь распахнулась бесшумно. Олега Розмич застал у окна, в кресле. Князь действительно не спал. Судя по виду, не ложился вовсе.

Олег с заметным усилием повернул голову, вскинул брови:

– Ты?

Розмич отчего-то смутился, по щекам поползла горячая краска. Ответил потупившись:

– Ага…

– Что-то случилось?

Во рту пересохло, горло перехватила судорога. Кажется, стены терема пошатнулись и пол качнулся, подобно палубе. Розмич схватился за рукоятку меча, будто это устойчивая мачта, сделал еще один шаг вперед.

– Отпусти, княже. Не могу больше так…

Олег не ответил. В глазах блеснули тревожные искорки.

– Отпусти! Не про меня такая служба.

Брови князя медленно сползлись к переносице, уголки губ устремились вниз. Голос прозвучал странно:

– Ты один из лучших воев. Тебе доверяю, как самому себе.

– Отпусти.

– Куда подашься, коли так? – хмыкнул князь.

– К родичам в Новгород. Обратно. В пахари.