Кровь на мечах. Нас рассудят боги - Гаврилов Дмитрий

Яроок укоризненно глянул на воеводу. Вельможа потупился и развел руками.

Не успел Осколод сделать так, на взмыленном коне на холм взлетел гонец, спешился и бросился пред князем на колено.

– Говори! – приказал обеспокоенный Осколод.

– Из Царьграда важный, весь из себя, ромей прибыл. Говорят, что епископ. Говорят еще, что Михаилу, духовнику твоему, дозволяют отправиться в Булгарию. В Царьграде новый правитель – император Василий, прежнего – убили, и новый патриарх – Фотия сослали^[18].

– Ну что, княже! Помогли тебе твои ромеи? – спросил насмешливо Яроок, ибо уже прежде был оповещен о переменах.

– Трепещи, жрец! – прорычал Осколод. – Не буди лихо, пока оно тихо! Капище не трону и чинить препятствий тебе в память о былом не стану. Но коли узнаю, что народ супротив меня и Бога нашего Иисуса Христа подговариваешь – пеняй на себя!

На том и расстались. На пиры княжьи жрецов славянских боле не зазывали, а как ставили первую ромейскую церковь в Киеве, Осколод пригрозил, чтобы в тот день никто бы из них в городе не появлялся. Не хочет князь омрачать светлое торжество.

Глава 2

Вся пристань и торговые ряды и весь берег, куда хватало глаз, были запружены киевским людом. Слух о том, что князя приехали звать еще и на престол новгородский, мигом облетела весь город. Завидев владыку с сопровождавшими его дружинниками, любопытствующий народ расступался. Осколод беспрепятственно доехал почти до самых судов.

На кораблях никакого движения, словно бы весь товар уже сгрузили, а моряки сошли на берег утолить жажду. Только ленивые дозорные позевывали да лузгали семечки в ожидании смены.

Спешились, князь бросил поводья подоспевшему отроку. За Осколодом неотступно следовали два телохранителя, потом Златан и Горян. Добродей замыкал шествие.

У одной из вытащенных на песок лодий под бортом Добря заметил варягов, с десяток человек, при оружии лишь один, но одеты по-походному, не празднично. Среди них платьем выделялся разве лишь сгорбленный старец, закутанный в длинный синий дорожный плащ. По-видимому, предводитель. Он, как показалось Добродею, отдавал прочим указания. Те выслушивали и расходились один за другим. Покончив с этим делом, старец медленно развернулся и, тяжело опираясь на длинный посох, двинулся навстречу Осколоду.

– Вот что время делает с людьми! – поразился Добродей, а ведь Олег будет помладше князя. Хотя как последний раз видел – молодого и сильного, – семнадцать лет прошло с тех пор.

За Олегом следовал лишь один. Добря понял, что некогда видел и этого провожатого, но как его звали – память отшибло.

– Обожди здесь, брат, – молвил Олег нарочито громко, чтоб Оскольдовы люди услыхали. – Мне с правителем киевским одному говорить.

Гудмунд приотстал. Олег, еще сильнее сгорбившись, направился дальше, по темным доскам, впечатывая при каждом шаге посох в мореный дуб. Набегавший с Днепра ветерок теребил полы Олегова плаща.

Осколод поднял ладонь, телохранители приотстали, Златан и Горян налетели на них, едва не опрокинув.

– Ну, здравствуй, Олег! С чем пожаловал, воевода Новгородский? – громко спросил Осколод и победно обернулся к притихшим, погруженным во внимание горожанам. – Говори, раз позвал, а я пришел!

Добродей тоже напряг слух, но первые мгновения он, да и все собравшиеся у пристани различили лишь плеск близкой волны. Но потом Олег заговорил не спеша:

– Я пришел исполнить завет моего друга и родича, князя Рюрика.

– Как здоровье отчима, все ли подобру-поздорову? – прикинулся Осколод.

– Должно быть, ты забыл, что третий год как он оставил нас и пирует в небесных чертогах. Но с родом Рюрика ты связан нерушимой клятвой, кою дал именем великих богов.

– У меня ныне един светлый Бог. Старым я не верю давно.

– Били еще Рюрику челом на тебя, Осколод, полочане-кривичи, – продолжил Олег невозмутимо. – Нам ведомо, как ты к столице их подступал да разор чинил и много добрых воинов пало тогда.

– Ах вот ты об чем? Да то уж дело старое. А кто старое помянет, тому глаз вон, – рассмеялся Осколод.

– Но тому, кто забудет, – оба, – возразил Олег.

– Что-то не пойму, воевода. К чему клонишь? Если поручение у тебя ко мне от новгородцев – то одно. Если от Полата – другое. А коли сядем припоминать старые обиды – и дня не хватит… Не знал ли Рюрик сам вины? Пусть Господь прощает и милостив будет к душе покойного вашего князя, а я грешен… Не он ли виновен в смерти матери моей? Не приманивал ли женою беззащитной того храброго Вадима? И не ты ли, правая рука и советчик Рюриков, надоумил его?! Я и про то готов забыть. И давно простил и мать, и отчима. И тебя, Олег, прощаю. Прости и мне.