Уши в трубочку - Никитин Юрий Александрович

– Только не делай резких движений, – предупредил он. – Не обижайся, здесь нет ничего личного.

Из темного угла вышел массивный человек, маленькая голова на чудовищно огромном теле, шея толще головы, плечи – валуны. С виду абсолютно туп, значит, Кварг главный, думает за двоих, а этого пришлось прислать, потому что свободных негров не оказалось, пришлось белому дать в напарники белого, а это нехорошо, неправильно.

– Я ничего не делаю, – сказал я торопливо, краем глаза следил за побелевшей торкессой. – Поосторожнее там с курком… Но разве ты не обязан играть по правилам?

Он оскалил зубы в нехорошей усмешке:

– Обязан, конечно, обязан. На вашей планете обязывают еще круче, чем у нас: законом, религией, модой, общественным мнением, инструкциями… и все равно кто-то порой честно жить не хочет, верно?

Его напарник подошел к постели, грубо сдернул застывшую в горестном изумлении торкессу, поволок ее в сторону Кварга. Я воскликнул потрясенно:

– Так ты… коррумпированный элемент?

– Да, – ответил он с прежней усмешкой.

– Как тебе не стыдно? – воскликнул я. – Жить в светлом коммунистическом будущем и так себя вести?

Он взял из рук гориллы оцепеневшую торкессу, расхохотался:

– За одну эту операцию я получу столько, сколько получил бы, получай тысячу лет зарплату спецагента… Как думаешь, стоит? Ну, ты меня понимаешь, землянин!

Торкесса всхлипнула, глаза в отчаянии обратились ко мне молящим взглядом, а ногой с силой ударила по его ступне. Тонкий каблук пробил башмак, Кварг взвыл, этого мне хватило, чтобы выхватить пистолет. Грянул выстрел, горилла зашатался, я прицелился в Кварга, но тот быстро приставил ей пистолет к виску и сказал ехидно:

– Ну, что сделаешь, герой?.. Придется бросать!

– А вот хрен я тебе брошу, – ответил я. – Ты щас же меня и прикончишь. Что, не так?

Он кивнул с самым довольным видом:

– Конечно. Я что, ношу на груди табличку с надписью «Дурак»?.. Но все равно ты же не позволишь, чтобы я вот так взял и застрелил невинную душу у тебя на глазах?

Я держал на мушке в прицеле его лоб. Пуля разнесет мозг, из брызнувшей каши не успеют пойти импульсы к мышцам, которые отвечают за нажатие курка. Боковым зрением я видел дебила, что медленно заваливается на стену, пуля попала в переносицу и вышла из затылка, расплескав кровавое месиво по стене.

Мой палец начал нажимать на спусковую скобу. Глаза Кварга чуть расширились, он ощутил что-то в моем лице, но я тут же ослабил давление, а потом и вовсе опустил пистолет.

– Тебе нужен я, – сказало во мне. – Отпусти ее.

– Хорошо, – ответил он быстро, как затверженный урок. – Брось пистолет… Брось, брось!.. Теперь оттолкни его ногой.

Пистолет докатился, поворачиваясь вокруг оси, как ярмарочная юла, до его ног. Появились еще двое, один наклонился, небрежно поднял, у него еще одна кобура, туда и сунул мой пистоль. Оба подошли и взяли меня за руки, завернули за спину. Пришел еще один, крепкий, накачанный, окинул меня оценивающим взглядом и неожиданно со всего маху ударил в живот. Впечатление было такое, что меня лягнул конь-киборг.

Кварг оттолкнул торкессу, ее подхватили двое охранников и потащили прочь из комнаты.

– Я с нею разделаюсь позже, – объяснил Кварг. – Ну что, Гакорд, так и не смог выстрелить? Что же тебе помешало?

– Что-то помешало, – прохрипел я разбитым ртом.

Он осмотрел меня задумчиво.

– Знаешь, – сказал он доверительно, – этому «что-то» принято приписывать особый высший смысл. Мол, есть нечто выше нас, оно и руководит нашими поступками… Слыхал, да? Слыхал, слышал… Это со всех сторон слышишь, как только включишь нечаянно канал «Культура» или попадешь на фильм о русской интеллигенции. Но иногда мне кажется, что это нечто или этот некто – беспросветный дурак! Тебе не кажется, а?

Спрашивал он доверительно, и хотя я сам в этом больше чем уверен, ну какого хрена послушался этого нечто высшего и опустил пистолет, но не могу же соглашаться с гангстером, пусть даже инозвездным, и я сказал еще больше разбитым ртом:

– Нет!.. Добро победит бобро… Тьма рассеется. Чем ночь темней, тем ярче… эти, звезды.

Он сказал задумчиво:

– Вообще-то замечательная фраза, она мне всегда нравилась: «Добро победит зло». Но вот тупой я, что ли, но до сих пор не пойму: кто кого побеждает?

Я задумался, охранник с силой ударил меня в живот, потом с двойного разворота задней ногой в челюсть.

– Софист, – сказал я с отвращением, – но есть высшие нравственные общечеловеческие ценности! Есть, есть…

– …Божий суд, наперсники разврата, – продолжил он с тем же выражением. – Когда учил в школе, всегда думал, что это за наперсники? Наперсточники?..

– Ты, – сказал я с негодованием, – нехороший человек. Непорядочный! Ты не отпустил девушку.

– А я и не обещал, – возразил он. – И хотя добропорядочность трудно выговорить, еще труднее – обнаружить, но я в самом деле не обещал!.. Ведь правда, ребята?

– Правда, – ответил один, запыхавшись. Он только что провел серию ударов в корпус, у меня ныла и стонала каждая жилка, сломанные ребра задевали друг за друга. – Все правда, босс!

– Вот видишь, – сказал он наставительно. – Мне мама говорила, когда отвечаешь злом на добро – не скупись. Добро побеждает зло… его же оружием. А еще лучше, чтобы наше добро вообще узнавали издали по кулакам!

Нас с торкессой забросили в машину, долго везли, я старался запомнить, сколько раз перекатывало то к левому борту, то к правому, где невольно прижимался к торкессе, засекал по ударам сердца время от поворота до поворота, однако, стоило уткнуться лицом в ее горячую грудь или мягкий нежный живот, тут же сбивался со счета.

Наконец машина остановилась, я услышал хлопок отворившейся двери, голоса. Спорили охранники, затем приблизились шаги, загремел замок. В глаза хлынул яркий свет, хотя на самом деле всего лишь хмурое утро. Во все стороны равнина, покрытая ровной зеленью, небольшие холмы.

В поле зрения появился Кварг, я ощутил болезненный рывок за ногу. Меня вытащили, я ударился при падении, Кварг равнодушно пнул меня в бок.

– Здесь кричи, – сообщил он равнодушно, – не кричи, а все кончено.

Он бросил взгляд через мое плечо, я невольно оглянулся. Огромные серые столбы мощно устремляются к небу, на некоторых сверху массивные гранитные плиты. Столбы стоят правильным кругом, и хотя я никогда не был здесь, сразу узнал:

– Баальбек… Тьфу, Стоунхендж?

– Он самый, – буркнул он.

Охранники вздернули меня на ноги. Я перекосился от боли, один с силой ткнул в бок, снова хрустнуло. Меня подтащили к одной колонне, Кварг прошелся несколько раз вокруг, обматывая меня толстой веревкой. Я чувствовал, что задыхаюсь, веревки сдавили грудь, одна врезалась в живот. Кварг захохотал и последний виток сделал повыше, перехватив мое горло так, что я захрипел.