Уши в трубочку - Никитин Юрий Александрович

Торкесса вздохнула:

– И как вы только в таком мире живете?

– ТАСС уполномочен промолчать, – ответил я.

Я наконец перестроился в правый ряд, пошел на большой скорости по дуге, что выводит на Окружную. Рядом жмутся к обочине владельцы автомобилей, которые даже не знают, где у автомобиля заднее лобовое стекло, пугливо пропускают вперед, я наконец-то выметнулся на простор, быстро перебрался в левый ряд.

– Хорошо, – вырвалось у меня, – у настоящего мужчины все должно быть под рукой: машина, квартира…

Я оборвал себя, взглянул на пышную грудь торкессы, стал смотреть на дорогу. Торкесса облизала губы, такие пухлые, спелые, сочные, сказала нерешительно:

– Тогда позволь мне тебе помочь…

Я удивился:

– В чем? За нами еще никто не гонится. Или я не рассмотрел?

– Ты понимаешь, что я имею в виду, – сказала она и начала расстегивать рубашку.

– Э-э, – сказал я предостерегающе, – прекрати! Я, к твоему сведению, весьма консервативный рыцарь. Не копулирую все, что движется!

Она округлила глаза, ротик приоткрылся в изумлении.

– Как, почему?

– Потому.

– Но ведь все же…

– Я – не все.

– Но если ты герой…

Я поморщился:

– А я – супергерой. Я герой не уходящего дня, что весь истрахался, а герой будущего пуританского времени. И нынешним законам не подчиняюсь, а создаю их сам!

Она притихла, смотрела с великим уважением, я раздвигал плечи и делал каменное лицо с бараньим волевым взглядом, но чувствовал себя, понятно, вовсе не так, как декларирую. Все мы, живя в обществе, ходим по его законам: шаг влево, шаг вправо… чуть отшагнешь, пристрелит либо мода, либо общественное мнение. А если кто и допускает бунт, то всегда самый крохотный, вроде вяканья на кухне под стопочку водки, когда вроде бы все можно, человек за себя не отвечает, бес попутал, а вообще-то я белый и пушистый, ура государю-императору и спасибо за счастливое детство!

По авторадио передавали о катастрофах, обвалившихся домах, пробках на дороге, я тщетно поискал музыку, озлился, выключил вовсе. Торкесса искоса посматривала на мое нахмуренное лицо, протянула робко руку и пощупала, ну да, что именно пощупала, думаю, объяснять не надо.

– Брысь, – сказал я вяло. – Я же сказал…

– Я только хочу тебе помочь…

– А других способов не знаешь?

Она похлопала длинными ресницами, лицо кукольное, молодчина, так и надо: чтобы произвести впечатление, дети стремятся выглядеть старше, мужчины – умнее, женщины – моложе и глупее.

– Я выбираю лучший…

Я сказал досадливо:

– О господи!.. Ты в самом деле ничего больше не знаешь? Не умеешь?

Она протянула обиженно:

– Дорогой, я хочу тебя развлечь…

– Ну тогда стихи почитай, – предложил я.

Она захлопала глазами:

– Стихи? Какие стихи?

– Да хоть какие-нибудь, – ответил я. – Свои любимые. Ты хоть знаешь, что такое стихи?.. Ну, это слова из песен, только без музыки, поняла?

Она подумала, просияла.

– Да, поняла!… Ла-ла-ла… ла-ла… ла!… Лала-ла… ла-ла… ла!… Ла-ла-ла-ла… топ-дыр!.. ла-ла…

Я прервал поспешно:

– Все понятно, я тоже уважаю Велемира Хлебникова, но только так, демократически, то есть слышал, что надо ахать. И еще есть… как их, Гиппиус и пан Бычковский… или еще кто-то. Но слушать не хочу.

Машина пронеслась под высоким ажурным мостом южнобутовского легкого метро, я засмотрелся на стремительно проскакивающие вагончики, едва не дал себя подрезать ловкачам, что зарабатывают на лохах.

– Кишка тонка, и танки наши быстры!

Торкесса переспросила испуганно:

– Что? Где танки?

Я скривил губы:

– Плохо тебя готовили к шпионской миссии.

– Почему? Я прошла курс ускоренной гипнопедии…

– На котором выучила восемьсот языков, – прервал я, – хотя действовать приходится в одном, и все такое же умное тебе вложили в башку, но бесполезное. Ну скажи, вот я не знаю других языков, ну и что, ты больше меня похожа на местную? Да тебя каждый раскусит. Ты вот уверена, что директор бара – это барбос, а бар с приглушенным светом – бардак, однако не знаешь, что такое халява или… или даже вебла!

Она переспросила:

– А что такое вебла?

– Ну вот, – сказал я саркастически, – вот и попалась!..

Она вскрикнула, я проследил за ее взглядом. Мимо пронесся потрепанный жигуль, я всеми фибрами ощутил под капотом усиленный мотор, я что-то стал очень чувствительный, сразу все замечаю, от жигуля вообще-то одна коробка, а внутри хрен знает что такое, хорошо, если простое феррари, а то, может, и вообще инопланетное. Четыре мужика, что в салоне, тут же отвернули головы и сделали вид, что вовсе не рассматривают нас, ну вот ничуть не интересуются.

Однако двое из них сунули правые руки к внутренним карманам пиджака, водитель поддавал газу, машина уходит в отрыв, они наблюдали за нами в зеркало, не двигались, оружия пока не вытаскивают.

Я сказал зло:

– А не пора ли оленю превратиться в дядюшку-волка?

Торкесса вскинула на меня взгляд прекрасных синих глаз.

– Что ты хочешь?

– Держи руль, – скомандовал я.

– А ты?

– Я прыгну к ним в автомобиль, убью тех с пистолетами и завладею пакетом.

– Ка… ким?

– Не знаю, – отмахнулся я. – Или кристаллом. В нашем случае, вероятно, особым чипом. Не прискипывайся к мелочам! Тебе это надо, мелочи?

Она вскричала в страхе:

– Но я… я не могу!

– Сможешь! – прокричал я страшным голосом, выкатывая глаза и раздувая капюшон шеи. Или щеки, не запомнил, но испуганная торкесса до предела вдавила педаль газа, машина слегка ускорила ход, впереди вяло текущая пробка, мы съехали на обочину, пытаясь пробраться фуксом, однако таких хитрозадых отыскалось много, развить приличную скорость не удается, я уже видел, что и не удастся, разрыв все увеличивается, я выругался, соскочил на ходу, едва удержавшись на ногах, ринулся вдогонку за мордоворотами в хитрых жигулях. Я не ахти какой бегун, у. меня короткое дыхание, да никто из нас и не бегает иначе как за троллейбусом, так что я надеялся лишь на короткий рывок, ноги мои мелькали, как у арабского скакуна-шахида, но в груди скоро воспламенилась печь, из сухой глотки повалил дым.

Из последних сил я забежал с правой стороны, ухватился за дверцу. Она отворилась сразу, ноги подкосились, я упал и тем самым пропустил выстрел из пистолета над самой головой. Водитель попытался бить ногой в пальцы, меня волочило по гравию, затем пошел асфальт, я услышал торжествующий голос с заднего сиденья: