Пересмешник - Пехов Алексей Юрьевич

Собственно говоря, маленький народец решил сделать мне щедрые подношения из своих сокровищниц, чтобы задобрить. Слушая их историю, я не знал смеяться мне или плакать. Раньше род Звездочек обитал в заброшенном доме, что находился в конце улицы и в данный момент разрушался строителями для возведения нового особняка. Соответственно, малышам и малышкам негде жить, а зима уже совсем-совсем близко. Вот они и подумали, что, возможно, я смилостивлюсь и пущу их пожить у себя, если мне поднесут хорошие дары.

Почему выбрали меня, а не чэру эр’Тавию, полковника МакДрагдала или любого другого соседа, разумно объяснить они не могли и лишь виновато шмыгали носами.

– И что мне с вами делать?

Анхель беззвучно смеялась. Вся эта ситуация ее безумно веселила.

– Сколько вас?

– Немного, господин, – сказала Пуня Чуховая и пробормотала что-то совершенно неразборчиво.

– Ничего не понял.

– Сорок.

Лицо Бласетта окаменело. Я же пожал плечами. При росте и размере маленького народца много места в огромном доме они не займут. Против этого племени я никогда ничего не имел, считал их существами добрыми, наивными и немного комичными. Так что будет очень забавно разместить у себя под боком такой муравейник. Удивлю Данте, он подобного экстравагантного поступка от меня точно не ждет.

– Хорошо. Можете оставаться.

Мои последние слова потонули в ликующих писках. Бласетта же едва паралич не разбил, но удар он выдержал с честью.

– Будете жить в комнате и кладовке, в восточном крыле. Там отдельный выход в сад. Но запрещаю таскать мусор, подниматься на второй этаж и воровать продукты. Я скажу кухарке, она будет оставлять вам еду. Если возникнут какие-то вопросы, обращайтесь к господину Бласетту. Он мое доверенное лицо и назначается ответственным за ваше поведение.

Дворецкий посмотрел на меня с тоской и осуждением, как на предателя, который подсунул ему пару фунтов взрывчатки с горящим фитилем.

– И не спалите мне дом! – напоследок сказал я, слушая, как «хохочет» Анхель.

Чему она радовалась, я ума не приложу.

– Мат, – сказал Талер, передвигая офицера на три клетки вперед.

– А, сгоревшие души! – махнул я рукой. – Ты снова меня обошел. Когда-нибудь я тебя сделаю.

Он довольно улыбнулся и стал расставлять фигуры на их первоначальные позиции.

– Ты хоть раз в жизни у него выиграл? – пробурчал Стэфан, следивший за нашей партией с самого начала.

– Две победы. И пять ничьих.

Талер поднял глаза, понял, что я общаюсь с амнисом, и поправил меня:

– Четыре ничьих. Последняя, в день выпуска, не в счет. Я был пьян.

– Да, мой мальчик, играть с ним в шахматы все равно, что с тобой в карты.

– Старина Талер непотопляем, – согласился я. – Он единственный, кому я систематически проигрываю.

Мой друг, слыша эти слова, хмыкнул, но было видно – ему приятно, что его таланты оценили.

Талер достаточно много времени проводит у меня в доме. Если он не на службе, стрельбище, в оружейном клубе или у Катарины, то гостит у меня. Свою квартирку он ненавидит почти так же, как одиночество, и практически не бывает у себя в берлоге.

Я ничуть не возражаю, чтобы Талер приходил, мне он совершенно не мешает, к тому же, как я уже говорил, в доме полно пустых гостевых комнат, а Полли будет только рада накормить новых жильцов. По ее мнению, здесь слишком скучно и пустынно.

– Чэр эр’Картиа, к вам посетительница, – Блассет вошел с прямой спиной и ледяным лицом.

Он все еще дулся из-за истории с маленьким народцем.

– Кто?! – я резко обернулся к нему, сразу подумав об Эрин.

– Мяурр. Кошка. Она представилась, но, к стыду своему, я не в состоянии запомнить такое имя с первого раза, чэр.

– Фэркаджамрея?

– У вас великолепная память, чэр, – поклонился Бласетт. – Пригласить ее к вам?

– Будь так добр.

– Сию минуту, чэр.

– Это та самая? Из мышурров? – оживился Талер.

Я, прищурившись, посмотрел на него и совершенно нетактично поинтересовался:

– Тебе не пора? Ты сто лет не был на стрельбище.

– Если ты считаешь, что лучший друг оставит тебя, когда ты полезешь рисковать собственной шеей в логово к торговцу дурью, то ты не знаешь, что такое друзья!

– Я рад, что ты вспомнил о риске. Я лезу во все это исключительно потому, что, как ты знаешь, мне нечего терять. Разумеется, никто не говорит, что я не хочу жить долго и счастливо, но если взвешивать наши жизни на весах…

– Оставь, пожалуйста, свои недалекие теории, – отмахнулся он. – Чья жизнь важнее – умирающего или того, кто не знает, что с ним случится завтра, вопрос пустой и философский. Я на эту удочку не клюну.