Никакой магии - Уланов Андрей

* * *

— Кажется, мы подъезжаем, — брат Винсент наклонился к окошку кеба, пытаясь различить сквозь туман очертания зданий. — Пахнет рекой, верно?

Мне осталось лишь тоскливо позавидовать слабости людских носов. Прошедшие сквозь Клавдиум речные воды уносили к морю пятна масла и керосина, опилки, тушки крыс вперемешку с дохлой рыбой, гнилые фрукты, картофельные очистки, перья и еще множество следов так называемой человеческой цивилизации. Вонь от мутной, вяло плескавшейся жижи отчетливо различалась за полмили.

— Вы забыли надеть очки, святой брат.

— Вы очень добры, мисс Грин, — Винсент улыбнулся своей всегдашней наивно-детской улыбкой. — Я их оставил, из опасения. Видите ли, место, куда мы направляемся, довольно небезопасно для хрупких предметов.

— Угу, и я думала об этом, — вздохнула я, не став уточнять, что мои собственные кости тоже стоило бы зачислить в разряд хрупких предметов.

— Надеюсь все же, что Единый не оставит нас милостью своей, — монах «начертил» «святой круг» и я с трудом удержалась, чтобы не последовать его примеру. Кроме сомнительной для меня милости человеческого Творца мы могли рассчитывать лишь на содержимое моей сумочки: пистолет и два запасных магазина.

Карета двигалась все медленней — торцевая мостовая для ломовых фур осталась позади еще полквартала назад и колеса все глубже увязали в мокром песке. Наконец кебмен сдался и натянул поводья.

— Дальше не проеду! — свесившись набок, просипел он. — Тут недалеча осталось, футов полтораста, да вся улица раскисла. Пешком-то дойти можно, а кеб непременно завязнет.

— Ничего страшного, — покладисто сказал Винсент. — Дождь кончился, мы сумеем дойти. Вот, возьмите.

Сдачу с таннера кучер отсчитывал, как мне показалось, целую вечность — медными грошами и полугрошами, затертыми до такой степени, что номинал можно было определить лишь по размеру монеты. При этом он все время боязливо косился на дальний конец улицы, а закончив расчет, сразу же принялся ворочать карету. Через полминуты о нем напоминала лишь протянувшаяся от лужи к луже колея и затихающий вдали стук подков.

— Как-то здесь… пустынно, — брат Винсент откинул капюшон плаща-домино и огляделся по сторонам. Монашескую «форму» он надел впервые за время нашего знакомства — скорее всего, решила я, как единственную альтернативу лабораторному халату. Занятно — в мешковатом плаще, обычно размывающем очертания фигуры, брат Винсент, наоборот, казался стройнее.

— Узнать бы дорогу…

Монах, приподнявшись на носках, попытался заглянуть за соседний забор. В ответ донеслось звяканье цепи, низкий клокочущий рык и недовольный гогот разбуженных гусей. Винсент с похвальной для лабораторного сидельца быстротой взмахнул, словно громадная ночная бабочка, широкими рукавами-крыльями и отпрыгнул от забора, лишь чудом не растянувшись посреди лужи. В тот же миг доски опасно затрещали, прогибаясь от удара тяжелых когтистых лап.

— Кажется, нам тут не рады.

— А вы иного приема ждали в Голдентауне, да еще в самое краснолуние? — удивилась я. — Лучше поблагодарите вашего Творца, что хозяева не поприветствовали нас мелкой дробью.

— Наверно, вы правы, мисс, — Винсент провел рукой вдоль глаз, явно пытаясь нащупать отсутствующие очки. — Но как же нам найти «Дырявую кружку»?

— По звукам, — мрачно сказала я. — Наверняка кабак — единственное место, где в этот час так громко не спят.

Громко и отвратительно, стоило бы добавить. В заведении наяривали — назвать этот процесс как-то иначе я не могла — целых три волынки, причем каждый «музыкант» старался перещеголять конкурентов по части громкости. Говорить о какой-то мелодии, разумеется, не приходилось даже отдаленно — что ничуть не мешало двум пьяным компаниям вести столь же громогласное соревнование по хоровому пению.

• Берег, принимай обломки,
• Мертвых похоронит враг!
• Скроют от людей потемки
• «Подвиги» морских бродяг.

Уже в тот момент у меня возникло нехорошее предчувствие. По своему прежнему опыту я рассчитывала, что за полночь в кабаке останется не больше дюжины завсегдатаев — и большая часть из них будет уже храпеть под столами. Но судя по доносящимся звукам, в «Кружке» не меньше восьми глоток еще были способны извергать относительно членораздельные слова. Правда, часть голосов казались женскими — прокуренными, испитыми, но все же недостаточно низкими. Если…

Довести мысль до конца я не успела.