Дух демона - Сальваторе Роберт

Сколь ужасающими были деяния высших лиц из монастыря Эвелина, совершенные по отношению к Квинталу, если им удалось превратить этого человека в чудовище, названное ими Карающим Братом.

После смерти Квинтала у меня впервые возникло чувство, будто мои руки запятнаны кровью. До него мне приходилось сражаться с людьми лишь один раз. То были трое бродяг, которых я пощадил, и мое милосердие было щедро вознаграждено! Но в отношении Квинтала о милосердии не могло быть и речи. Даже если бы он уцелел после пущенной мною стрелы и последующего падения, даже если бы демон-дракон через магический медальон не похитил бы душу из его тела, милосердие было невозможно. Только смерть могла помешать Карающему Брату исполнить свою миссию и убить Эвелина. Эта цель захватила все его существо, вплавилась в каждую его мысль вследствие тех долгих и жутких приготовлений, которые искореняли и ломали свободную волю человека до тех пор, пока не убили в Квинтале совесть и не обратили к мраку его сердце.

Наверное, потому-то демон-дракон и нашел этого человека и, что называется, поработил его целиком.

Как жаль, дядя Мазер, что так случилось. Сколько возможностей погибло вместе с Квинталом!

За все годы, что я прожил, будучи Защитником, и даже прежде, в сражении за Дундалис, мне пришлось убить множество врагов — гоблинов, поври, великанов. Однако я никогда не уронил по ним ни единой слезы. Я долго и напряженно думал об этом в связи с моими чувствами по поводу гибели Квинтала. Были ли эти чувства ощущением превосходства человеческой расы над всеми остальными? Если так, то не являлись ли они наихудшим проявлением высокомерия?

Однако могу с уверенностью сказать, что в равной степени оплакивал бы гибель кого-либо из народа тол'алфар, если бы жестокая судьба заставила меня обнажить меч против эльфа. Я считал бы его смерть столь же трагичной, как смерть человека.

Так в чем же тогда состоит различие?

Наверное, все дело в совести. Мне думается, эльфы, как и люди (а может, даже в большей степени), наделены склонностью выбирать пути добра. Этого не скажешь о гоблинах и уж тем более — о злобных поври. Не могу безоговорочно отнести сюда и великанов. Возможно, они слишком тупы, чтобы даже отдаленно понять, сколько страданий причиняют своими воинственными выходками. Но в любом случае, я не проливал слез и не чувствовал угрызений совести, когда эти твари падали под ударами Урагана или гибли от стрел Крыла Сокола. Злодеяниями они заслужили эту смерть. Эти прихвостни дракона — воплощенного зла — убивали людей, а нередко и друг друга просто потому, что само убийство доставляло им удовольствие.

Я много говорил об этом с Пони, и она высказала интересную мысль. Если взять детеныша гоблина и воспитывать его среди людей или среди эльфов, в окружении красоты и величия Эндур'Блоу Иннинес, вырастет ли он столь же злобным, как и его соплеменники? Является ли их злодейство врожденным и неистребимым, или же оно проистекает от воспитания?

Услышав такой вопрос, твой и мой друг Белли'мар Джуравилъ рассказал, как давным-давно эльфы взяли детеныша гоблина в свою зачарованную страну и воспитывали так, как воспитывают маленьких эльфов. Но когда этот гоблин вырос, он оказался столь же злобным, исполненным ненависти и опасным, как и его сверстники, росшие в мрачных норах далеких гор. Изумленные эльфы попробовали взять на воспитание детеныша поври, однако результаты были еще печальнее.

Поэтому, дядя Мазер, я не собираюсь оплакивать гоблинов, поври и великанов. У меня нет слез для прихвостней дракона. Однако я оплакиваю Квинтала, павшего жертвой злодеяний. Я оплакиваю возможности, погибшие в этом человеке, и тот ужасный выбор, толкнувший его во мрак.

И мне кажется, дядя Мазер, что, оплакивая Квинтала или любого другого человека или эльфа, которого мне вдруг пришлось бы убить по велению безжалостной судьбы, я тем самым сохраняю человечность.

А этот боевой шрам, боюсь, навсегда останется незаживающим.

Элбрайн Полуночник