Путница - Громыко Ольга

– Котята тоже голубоглазыми рождаются. – Саврянин глядел на счастливое семейство без восторга – не из нелюбви к детям, а просто прикидывал, насколько их задержит эта обуза. Сажать только что родившую женщину верхом на корову нельзя, пешком гнать тем более. – Где твоя телега? – хмуро поинтересовался он у саврянки. Та втянула голову в плечи и растерянно, виновато заулыбалась.

Белокосый ругнулся в сторону спутников («Тут с вами родной язык забудешь!») и повторил вопрос по-саврянски. Женщина пролепетала что-то в ответ. Альк раздраженно уточнил (у саврянки обиженно задрожали губы) и, недовольно сдвинув брови, начал седлать корову.

– Посидите с этой дурой, – буркнул он. – Я съезжу телегу пригоню.

– Один? – насторожилась Рыска.

– Она говорит, тут близко.

– Лучше я с тобой, на всякий случай!

– Сейчас день.

– Ну и что? Ты ночью почти не спал, устал, а крыса… – Девушка не договорила, опасливо покосилась на саврянку – вдруг она все-таки что-то понимает?

– Скажи, что ты просто хочешь остаться со мной наедине, – ухмыльнулся саврянин, косясь на Жара – «помнишь наш спор в речке?». Вор выразительно показал ему кулак.

– Вот еще! – Рыска тем не менее взвалила на Милку седло.

Альк ждать ее не стал, но и не торопился, так что девушке удалось догнать его сразу за лесом. Рыска тихо порадовалась, что настояла на своем: оставшись в одиночестве, саврянин сразу ссутулился, помрачнел. Стало заметно, что он действительно не выспался – на худом лице Алька усталость проявлялась мгновенно.

– Ну зачем ты на нее наругался? – с упреком сказала Рыска. – Она и так издерганная вся, теперь сидит и глаз не поднимает.

– Поругаться и на тебя? – огрызнулся саврянин.

– На меня можно, я тебя уже знаю, – вздохнула девушка.

Альк настороженно на нее покосился и с напускным безразличием спросил:

– И что же, интересно, ты знаешь?

Рыска сделала вид, что только сейчас заметила кружащего в небе коршуна и любоваться им – одно удовольствие.

– Что ты все-таки поехал за телегой. Хоть и злишься.

Белокосый фыркнул:

– Потому что иначе ты заставила бы нас тащить эту проклятую бабу до вески на руках.

– Неправда! – Огорошенная Рыска мигом забыла про коршуна и обернулась к саврянину.

– Ну сама бы понесла, – как ни в чем не бывало пожал плечами тот.

– Ты бы сам ее в лесу не бросил!

– Запросто.

– Врешь!

– Спорим? Если ты согласна, возвращаемся за вором и уходим. А лучше и его там оставить.

– Как же мне надоел твой крысиный треп! – с чувством сказала Рыска, по-прежнему уверенная в своей правоте, но отчаявшись припереть Алька к стенке.

– Это не треп, а риторика, – снисходительно поправил саврянин. – Искусство красноречия, подвластное немногим.

– И чем они отличаются?

– Треп – признак глупости, а риторика – мудрости.

– Мудрецом человека делают не мудреные, а мудрые слова, – запальчиво возразила девушка.

– Зато мудреные помогают хотя бы казаться оным. Тебе так точно не помешало бы, – «сочувственно» вздохнул Альк. – Так что, возвращаемся?

– Нет!

Белокосый самодовольно выпрямился в седле, и Рыске жутко захотелось отвесить ему подзатыльник.

Саврянка успела пройти совсем немного. Через лучину всадники увидели телегу – она так и стояла посреди дороги, темно-рыжая корова понурилась в оглоблях. Пока Альк снимал с нее хомут, Рыска осмотрела опухшую ногу и огорченно покачала головой: если и срастется, бегать уже не будет. Разве что добрый хозяин на племя оставит.

– Какую расседлывать?

– Давай мою, – решила девушка. На хуторе Милку приучали к хомуту, да она и спокойнее была. А от Смерти неизвестно чего ждать.

С запряжкой Альк возился долго; было видно, что это дело ему в новинку. Но помощи не просил, только сердито пыхтел, и Рыска решила не навязываться. Главное, чтоб к хвосту оглобли не прикрутил.

– А с коровой что делать будем? – Девушка погладила калеку по морде, рыжая шумно выдохнула и облизала ей ладонь.

– Колбасу, – мрачно пошутил Альк, затягивая последнюю петлю. – Садись, бери вожжи.

Рыска поняла, что корову на руках он точно не понесет и на эту тему лучше даже не заикаться.

Пока друзья ездили за телегой, Жар развлекал молодую мать, показывая ей простенькие фокусы с пропадающими в ладони предметами – сначала камешком, потом сосновой шишечкой, потом здоровенной еловой. Неизвестно, как саврянка, но сам вор, похоже, развлекся на славу, освежив навыки.