Проклятие демона - Сальваторе Роберт

Агронгерр достал связку ключей и стал искать нужный, намереваясь открыть дверь и совершить задуманное раньше, чем кто-либо доберется сюда и станет его отговаривать. Сердце отца-настоятеля было твердо в своем решении; воспоминания о несчастном умершем Фрэнсисе не позволяли ему передумать. Однако разум Агронгерра наполнял страх.

Он открыл замок, поднял задвижку и потянул на себя дверь… но не более чем на дюйм, поскольку другая, более сильная рука вновь захлопнула ее.

Попятившись, отец-настоятель увидел магистра Бурэя, глядевшего на него с холодной яростью. Возможно, они бы еще долго смотрели друг на друга, но в глубине коридора зазвучали шаги. Сюда, спускаясь по лестнице, направлялся кто-то еще.

— Советую хорошенько подумать, старый идеалист, — угрожающе предупредил Бурэй. — Если вы это сделаете, то знайте, что после вашей смерти церковь Абеля будет низринута в такой хаос, какого не знала за всю свою долгую историю.

— Ты уверен, что прав, магистр Бурэй?

— Я просто знаю, что так оно и будет.

— Тебе бы хотелось, чтобы я возглавлял церковь, которая равнодушна к страданиям простого народа? — спросил отец-настоятель.

— Чума пройдет, как проходила раньше, — сказал Бурэй, понизив голос, ибо в коридоре появились магистр Гленденхук вместе с магистром Мачузо.

— Церковь не должна погибнуть, — уже шепотом добавил Бурэй.

Магистр Гленденхук подошел и встал на одинаковом расстоянии от них, удивленно глядя то на одного, то на другого.

— Что вас так встревожило, братья? — спросил он.

Отец-настоятель Агронгерр бросил на него недоверчивый взгляд, потом отошел от Бурэя.

— Ты знаешь точку зрения каждого из нас, — сказал он, обращаясь к Гленденхуку. — Ты слышал рассказ Джилсепони и, следовательно, видел, как между нами пролегла незримая черта. По какую сторону от этой черты стоит магистр Гленденхук?

От заданного в лоб вопроса у Гленденхука даже опустились плечи. Было ясно, что ему очень не хочется участвовать в открытом противостоянии. Он сочувственно взглянул на Агронгерра, затем повернулся к пристально смотревшему на него Бурэю. Казалось, что однорукий магистр требует от Гленденхука немедленного решения.

Гленденхук протянул руку, собираясь было положить ее Агронгерру на плечо, но затем отошел от отца-настоятеля и встал рядом с Бурэем. Он поклонился Агронгерру.

— При всем моем уважении и почтении к вам, отец-настоятель, — сказал он, — я боюсь чумы и внимательно отношусь к тому, что написано в древних хрониках. Эти древние песни — результат горького опыта и страданий тех, кто их написал. Меня страшит отправка братьев за пределы Санта-Мир-Абель, но я еще более боюсь того, что камни души могут оказаться в недостойных руках.

— Эти камни будут в руках наших братьев, — возразил Агронгерр, не понявший последних слов Гленденхука.

— А как насчет тех братьев, которые неизбежно умрут во время пути? — спросил Бурэй. — Камни, находившиеся у них, легко смогут попасть в недостойные руки.

— Джилсепони сумеет научить людей, — резко ответил Агронгерр, ибо его неприятно задела интонация, с какой Бурэй произнес слово «недостойные», и нелепость подобного предположения.

— Именно этого, отец-настоятель, я и боюсь больше всего, — признался магистр Гленденхук.

Агронгерр вздрогнул, как если бы Гленденхук дал ему пощечину. В это мгновение отец-настоятель почувствовал себя настолько старым и уставшим от борьбы, что был готов махнуть рукой и уйти. Но потом он повернулся и увидел перед собой лицо магистра Мачузо, доброго и мягкого человека, который руководил наемными работниками в Санта-Мир-Абель. Время от времени монастырь делился с больными на поле провизией и кое-какими вещами, и Агронгерр неоднократно видел, как Мачузо запихивает в мешки что-нибудь сверх положенной меры.

— Мои молодые братья проводят слишком много дней, уткнувшись в старые книги, — с улыбкой произнес Мачузо, — а также слишком много часов стоят в коленопреклоненных позах с воздетыми руками и глазами, устремленными к небесам.

— Мы — братья ордена Абеля! — резким тоном напомнил ему магистр Бурэй.

— Которые больше узнают о мире, если почаще будут смотреть в глаза страдающих людей, — быстро ответил Мачузо. — Братья настолько поглощены своими ритуалами и собственной значимостью и исполнены такой решимости подняться над стадом, которое, по их словам, они призваны пасти, что не в состоянии увидеть удивительную возможность, открывшуюся нам сегодня.