Элрик из Мелнибонэ - Муркок Майкл

«Я не гожусь для жизни».

Глава четвертая

Вызвать владыку Хаоса

Как только Элрик пришел в себя после удара, от которого лишился сознания, а оттого потерял еще больше времени, он послал за Дивимом Тваром. Он с нетерпением ждал новостей, но Дивим Твар ничего не мог сообщить ему. Йиркун призвал себе на помощь колдовские силы, и те помогли ему бежать.

– Наверно, у него были какие-то магические способы покинуть остров, потому что он бежал не на корабле, – сказал Дивим Твар.

– Ты должен снарядить погоню, – сказал Элрик. – Пошли тысячи отрядов, если понадобится. Пошли всех мелнибонийцев. Попытайся разбудить драконов, чтобы можно было воспользоваться ими. Подготовь боевые барки. Отправь наших людей во все уголки мира, но найди Симорил.

– Я уже сделал все это – сказал Дивим Твар. – Вот только Симорил я пока не нашел.

Прошел месяц. Воины Имррира прочесали Молодые королевства в поисках своих соотечественников, вставших на путь измены.

«Я заботился больше о себе, чем о Симорил, и называл это нравственностью, – подумал альбинос. – Я подвергал испытанию свою обидчивость, а не свою совесть».

Прошел второй месяц, и драконы Имррира наводнили небеса на юге и на востоке, на западе и на севере, но, хотя они и перелетали через горы, моря, леса и долины и невольно сеяли панику во многих городах, нигде не нашли и следа Йиркуна и его отряда.

«Ведь в конечном счете человека судят по его делам, – подумал Элрик. – Я взвесил все, что я делал, – не то, что собирался сделать, и не то, что мне хотелось бы сделать, и вот выяснилось: все, что я сделал, было глупо, разрушительно и не имело никакого смысла. Йиркун был прав, презирая меня, а я именно за это воспылал к нему ненавистью».

Пришел четвертый месяц; корабли Имррира стояли в дальних портах, а моряки Имррира спрашивали других странников и землепроходцев, не знают ли те что-нибудь про Йиркуна. Но колдовство Йиркуна было сильным, и никто его не видел (или не помнил, что видел).

«Теперь я должен попытаться понять скрытое значение всех этих мыслей», – сказал сам себе Элрик.

Самые быстрые из воинов устало возвращались домой со своими бесполезными новостями. И когда вера исчезла и надежда умерла, Элрик исполнился решимости. Он обрел силы – как душевные, так и физические. Он экспериментировал с новыми снадобьями, которые должны были увеличить запас его жизненной силы. Он проводил много времени в библиотеке, хотя теперь всем книгам предпочитал одни колдовские, перечитывая их снова и снова.

Эти книги были написаны на мелнибонийском высоком наречии – древнем колдовском языке, с помощью которого предки Элрика общались со сверхъестественными силами, которых они вызывали к себе. И наконец-то Элрик остался доволен – он понял эти книги до конца, хотя то, что он читал, временами грозило приостановить выбранный им образ действий.

А оставшись доволен (опасность неправильного понимания скрытого смысла того, что было написано в этих книгах, грозила катастрофой), он принял снадобья и проспал три дня.

И теперь Элрик был готов. Он выгнал всех рабов и слуг из своих покоев. Он поставил стражников у дверей, приказав им не впускать никого, каким бы срочным ни было дело. Он освободил один из больших залов от всего, оставив там единственную колдовскую книгу, которую поместил в самом центре. Потом он сел рядом с книгой и принялся думать.

Просидев более пяти часов, Элрик взял кисть и сосуд с чернилами и начал рисовать на стенах и полу сложные символы. Некоторые из них имели такую замысловатую форму, что словно бы исчезали под углом к поверхности, на которой были изображены. Покончив с этим, Элрик улегся в самом центре нарисованной им огромной руны – к полу лицом, положив одну руку на колдовскую книгу, а другую (с Акториосом на ней) вытянул в сторону ладонью вниз. Луна была полной. Ее лучи падали прямо на голову Элрика, превращая его волосы в серебро.

И началось призывание.

Элрик направил свой разум в петляющие туннели логики, сквозь бескрайние долины идей, через горы символов и бесконечные миры смежных истин. Он направлял свой разум все дальше и дальше, а с ним посылал слова, слетавшие с его перекошенных губ, – слова, которые мало кто из его современников был способен понять, хотя от одного их звука кровь застыла бы у них в жилах. Тело его наливалось тяжестью, по мере того как он заставлял его оставаться в начальном положении, а время от времени с его губ срывался стон. И постоянно снова и снова повторялись одни и те же слова.