Смерть за смерть. Кара грозных богов - Гаврилов Дмитрий

– Чужачка! Ты носишь знак мёртвого человека. Ты принесла несчастье моим людям и воинам нашего князя. По твоей вине боги осерчали. Я не знаю, смилостивятся ли они теперь.

Розмич умело перехватил руки ромейки, подскочивший Ловчан содрал с головы платок, стиснул в кулаке чёрные косы. Девку перегнули через борт, и Жедан, проворно очутившийся рядом, полоснул по горлу.

Затея вскрикнула надрывно, запричитала. Кормщик ладонью заслонил ей очи.

Тело ромейки задёргалось, кровь хлынула потоком. Она охотно смешивалась с тёмными волнами Онеги, будто и не чужая вовсе.

Несколько нескончаемо долгих мгновений прошли в полном беззвучии – даже неугомонные чайки притихли, на время оборвали вечный спор с морем. Рабыня затихла, и едва Ловчан выпустил смоляные косы, обвисла, удерживаемая только Розмичем.

– Славные боги, – зашептал купец. – Волю вашу выполняю. Примите же требу сию. Отведите беду, даруйте удачу. Я же, отныне и до скончания веков, буду оберегать землю эту от христьянской заразы.

Он отстранил Розмича. Самолично, без натуги, перекинул мертвенное тело через борт. Всплеск отчего-то напомнил раскат грома. Жедану казалось, все взоры всех словенских богов обращены на него одного. Подурнело. На лбу выступили крупные капли пота, рубашка прилипла к спине.

– Затею… – выдохнул Жедан. – Затею не упустите. Я сейчас.

Теперь плохо стало всем. Пошатываясь, всё ещё сжимая в ладони окровавленный нож, Жедан двинулся к племяннице. Розмич трепыхнулся сдуру, но Ловчан удержал. Рука дружинника стала вдруг неимоверно тяжелой, сбросить её с плеча Розмич так и не сумел.

Синеглазка не противилась – привыкла доверять дяде во всём и всегда. На её личике ужас перемешался с недоумением. Взгляд всё ещё суетно искал подругу-ромейку, щёки стремительно бледнели.

От волнения голос купца охрип.

– Крест! – приказал он. – Крест снимай!

Девичьи пальчики судорожно вцепились в ворот, Затея попыталась отстраниться от дяди, которого почти не узнавала.

– Крест! – прокричал Жедан. И, не дождавшись, сам рванул ворот её рубахи. Ткань затрещала, обнажая лебяжью шею и белую, словно снег, грудь.

Жедан перехватил тонкую нитку с небольшой медной подвеской. Поднеся знак к носу девицы, зарычал:

– Отрекайся! Отрекайся по-хорошему!

Обычно даже одна слезинка любимой племянницы сгоняла с купца любую ярость.

Теперь же слёзы лились ручьём, а Жедан будто не замечал.

– Отрекайся!

– Нет, – пискнула девушка.

– Отрекайся! – проревел Жедан и отвесил синеглазке знатную пощёчину. – Не понимаешь, дура? Мы на краю гибели! Всё почему? Потому, что богов родных предали! Отрекайся от распятого, если жить хочешь!

– Нет… – проблеяла Затея, хлюпая носом и размазывая рукавом слёзы.

– Тогда за борт полетишь, вслед за ромейкой!

От визга девицы у купца заложило уши. Кажется, только сейчас, когда страшная правда о судьбе рабыни была сказана вслух, поверила в очевидное. Кульдея тоже не замечала – обездвиженное тело Ултена загораживал Вихруша – от этого стало ещё страшней.

– Отрекайся, – устало повторил Жедан.

Беспомощный взгляд Затеи заскользил по лицам. И кормчий, и воины глядели непреклонно. Девушка на мгновенье задержалась на Розмиче, воину показалось – испрашивает совета. Он не замедлил кивнуть.

– Отрекаюсь, – мертвенно произнесла синеглазка.

– Громче!

– Отрекаюсь! – взвизгнула Затея. – Отныне и вовек, отрекаюсь от Господа своего!

Купец поддел тонкую серебряную нить окровавленным ножом. Деревянный крест полетел за борт и исчез, поглощённый тёмной водой Онеги.

– Держи! Авось ещё пригодится, – молвил дядя, возвращая племяннице цепочку.

Затея по-прежнему рыдала, а Жедан как раз остыл. Прижал девицу к груди, зашептал слова успокоения:

– Теперь всё хорошо будет. Теперь выстоим. Боги смилостивятся над нами. Вот увидишь.

Заветное устье приближалось. Вражеская лодья хищным привратником загораживала путь. Воины натянули тетивы, готовые в любой миг начать схватку, выжить в которой можно разве с благоволения богов. Розмич до рези в глазах вглядывался в лодью, но опознать противника не мог.

Зато его узнали.

Кто-то замахал руками, закричал:

– Эгей! Это же Роська! Роська! Ай да зараза! Он ещё и стрелой в меня метит! Роська!

– Кажись… тебя зовут, – изумился Ловчан, ткнул оторопевшего Розмича локтём.

С «вражьей» лодьи донеслись новые крики:

– Да ты что, не узнаёшь? Это же я, Птах! Роська! Роська, да ты чего?!