Звенья одной цепи - Иванова Вероника Евгеньевна

Чем дальше оказывались друг от друга ладони женщины, носящей синюю мантию, тем заметнее становилось, что воздух между ними начинает отчетливо густеть. И чем пристальнее я всматривался в пространство перед собой, тем сильнее дрожали, оплывая, очертания предметов.

В какой-то миг, словно подчиняясь неслышимому, но грозному приказу, последние точки, едва соприкасающиеся друг с другом, но все еще позволяющие угадать наличие линий, разорвали свои объятия, вокруг повисла непроглядная пелена, пол вдруг ушел из-под ног, и я бултыхнулся вниз головой куда-то в…

Пустотой оно точно не было, потому что ни тело, ни сознание не ощутили свободы. Скорее наоборот, что-то сдавило меня со всех сторон, пытаясь то ли вытолкнуть прочь, то ли поглотить, и стало понятно, о каком страхе говорила бронзовозвенница. Если странное место, в которое меня выбросил портал, не было живым само по себе, то оно явно было населено существами, имеющими цели и намерения. Враждебными? Дружелюбными? Я бы затруднился с ответом. Угрозы неминуемой смерти не чувствовалось, однако и помощь не приходила. Больше всего было похоже, что меня кто-то обнюхал мокрым собачьим носом и оставил в покое.

О чем еще предупреждали? Не барахтаться? Да тут и шевельнуться вряд ли получится, потому что тело кажется туго спеленатым. Разве что попробовать подвигать пальцем? Э нет, лучше не буду испытывать судьбу. Кто знает, не ринутся ли местные сторожевые псы на малейшее движение и хватит ли сил у влитого в меня зелья, чтобы отвадить их еще раз?

Кружение, еле заметное в самом начале моего путешествия, вдруг начало нарастать, вызывая к жизни тошноту. Я старался сглатывать подкатывающие к горлу комки, но они с каждой минутой явно обретали все больше нетерпения и в конце концов рванулись наружу, объединив свои силы. Однако оставлять путешественника вывернутым наизнанку посреди неизвестного мира, похоже, не входило в планы троицы синих мантий: слизь, разжавшая мои губы, пролилась на вполне привычный пол.

Чистило меня не слишком долго. Ровно до тех пор, пока весь проглоченный кисель не оказался на каменных плитах, а заодно и на мне самом, повисая белесыми соплями. Зрелище наверняка было малоприятным, но глаза, постепенно переставшие болезненно слезиться от попытки разобраться в смешении линий и красок, не углядели вокруг ни одной живой души.

Комната, в которую я прибыл, походила на подвальную. По крайней мере, окон в стенах не наблюдалось. Также не было здесь ни простора, ни столов, заставленных разноцветными склянками, да и вообще, если бы я не знал точно, что некоторое время назад покинул столицу посредством портала, решил бы: очнулся после попойки в каком-то из трактирных погребов. Не хватало лишь бочек на стояках, но все остальное, в том числе и заметные клоки паутины по углам, и скудно горящая масляная лампа, и запах, было на месте. Впрочем, запах скорее принадлежал разлившейся вокруг слизи.

Я оперся ладонями о плохо выметенный пол, поднялся на ноги, еще раз осмотрелся вокруг и наконец-то поймал за хвост ту самую мысль, которую мне настоятельно рекомендовалось думать еще во время путешествия.

Почему я все это делаю?

Не «зачем» – мне же все равно нужно было куда-то подаваться, – а «почему». Незнакомый человек, не пожелавший или не посчитавший необходимым представиться, наговорил непонятных речей, наведших в моей голове дурной туман, потом чуть ли не силой пихнул в руки Звеньев Цепи одушевления и безмятежно откланялся, а я, как послушная овечка, отправился… хорошо бы не на заклание. Хотя смысла протестовать уже нет. Да и от барахтанья меня предостерегали.

Почему я слушал его? Потому что он умеет говорить так, будто каждое слово, слетающее с губ, стоит не меньше морской жемчужины.

Почему послушался, даже не понимая, о чем идет речь? Ответ прост. Потому, что меня натаскивали на подчинение. Да, в разумных пределах, но по большей части беспрекословное и немедленное. Впрочем, даже если вся многолетняя сопроводительская служба была заблуждением, которое рано или поздно закончится полнейшим крахом, надо признать: в жизни порой возникают случаи, когда сомневаться и раздумывать попросту некогда.

Догадывался ли я, чем закончится водружение Соединяющего жезла в купеческой лавке? Разумеется. Но не позволил своей догадке принять осознанную форму. А ведь можно было помедлить, возразить, предложить иной выход. И допустить, чтобы животные и люди успели убежать. Мог ли тот крошечный лисенок причинить зло жителям столицы? Сейчас уже не узнать. Но даже если один шанс из ста кричал об опасности, все произошедшее было оправданным. Словами закона конечно же. Человеческие слова, способные описать весь тот ужас и скорбь, еще надо было бы поискать.