Цветок камалейника - Громыко Ольга

Нет, Рьеса расплатилась бы сама. И серебром, презрительно кинув его под ноги алчной тетке.

Обережник уже перестал гадать, которая из подружек почтила его своим визитом. Осталось только желание шумно выставить ее вон, а еще лучше – выкинуть из окна. И почему эти девки считают, что «неожиданный» – синоним «приятного»?! Попробуй-ка сам вломись к ним, когда они валяются на постели в драном халате, выщипывают брови или вообще сидят в уборной, обкушавшись слив!

Дрожащими от ярости пальцами расстегнув браслет, Джай стряхнул в горсть остатки бусин, отсчитал хозяйке пять медяков, остальное не глядя сунул в карман и зачастил по лестнице с таким видом, что госпожа Индора предпочла вхолостую захлопнуть рот, а заодно и дверь своей комнаты.

Первое, что увидел переступивший порог обережник, – валяющийся на полу халат, от которого тянулась цепочка из шляпы с черной вуалькой, веера, сапог, потрепанной кожаной торбы и кучи не поддающихся опознанию тряпок.

Из незнакомок женского пола в комнате была только бадья, куда один гнусный тип высыпал всю ароматическую соль, разболтал в воде полфлакона дорогущего пенящегося мыла, приберегаемого для визитов Рьесы, и разлегся во всем этом великолепии.

– Ах ты.. т-ты…

– Я видет’, что твой радост’ не имет’ слов, о неподкупный бдун оритский улица! – с блаженно прикрытыми глазами промурлыкал горец, по подбородок сползая в воду. Лежащий рядом кошак приветственно вильнул Джаю хвостом.

– А ну пошел вон, гаденыш!!! – окончательно взбеленился обережник и, подскочив к бадье, попытался выдернуть оттуда «даму» за косу.

Дохлый номер! Причем горец ухитрялся не только незаметно, однако весьма успешно упираться всеми конечностями, но и «отечески» увещевать, нещадно коверкая слова:

– Слюшай, дарагой, зачэм сэрдишься?! Вода теплый, бадья балшой, мэста всэм хватыт! Кстаты, мэня ЭрТар завут, а ты?...

Джай сменил тактику и пихнул его в противоположную сторону. Не ожидавший подобного коварства горец так легко и глубоко ушел под воду, что с противоположной стороны бадьи по колено высунулись брыкающиеся ноги, которые в считаные мгновения заляпали водой и пеной все стены, половину потолка и морду Тишша, с фырканьем закрутившегося на месте.

О хозяине комнаты даже упоминать не стоит. И так все ясно.

Побарахтавшись, ЭрТар сел в бадье и, плюясь и откашливаясь, укоризненно уставился на обтекающего обережника:

– Э-э-э, мушшына нэкарашо быть такой жадный!

– Что?!

В следующий миг в нос горцу уставились все четырнадцать дул мыслестрела.

Охотник задумчиво заглянул в одно, другое, что-то прикинул и аккуратно, указательным пальцем, отвел руку обережника в сторону.

– У мэна тожэ такой ест, – доверительно сообщил он, взглядом указывая Джаю на что-то ниже его пояса, а именно в упор нацеленный туда мыслестрел. Оказывается, проклятый «сорока» не расставался с ним даже в бадье. Из дул капала вода, но обережник слишком хорошо знал, что на работу пружин это не влияет, а яд со стрелок растворяется только в крови.

Джай медленно опустил руку, с облегчением наблюдая, как оружие противника с той же скоростью убирается под воду.

– Зачем ты сюда приперся?! – прошипел обережник, посрамив разъяренную ухтайстую гадюку.

– Спать, – честно признался ЭрТар. – Дом нет, дэнга нет, местный жытэл’ злой как собака, у-у-у! И патом, – горец вытянул облепленную пеной руку и ласково провел пальцем по щеке обережника, – ты мнэ нравыш’ся, харошый…

Джай шарахнулся от бадьи, как ошпаренный, споткнулся о табуретку и с грохотом рухнул на пол. О нравах горцев бродила уйма скабрезных анекдотов, судя по которым в опасности находились даже дуплистые деревья.

ЭрТар так хохотал, что пена взбилась выше краев и величаво поползла по ним на пол.

– Шютка, дарагой! – наконец признался он. – Хот’ ты и правда милый, м-м-ма! – причмокнул «сорока». – Дэвка нэбос’ стая бегать, э?!

Горец положил ногу на край бадьи и выразительно пошевелил гибкими смуглыми пальцами. Обережник, все еще красный, как бурак, зло сплюнул на пол. Снизу, будто в ответ, донесся яростный стук палки в потолок и визгливое: «Немедленно прекратите шуметь, развратники!»

– Какой мэрзкий, завысливый баб! – глубокомысленно заметил ЭрТар, возвращаясь к омовению. – Патры мнэ спина, э? Заодно рука помоэш’…

Учитывая, что рукава обережника промокли до самых подмышек, предложение было весьма своевременным.

– Ты сам отсюда выметешься, или мне тебя прямо в бадье с лестницы спустить?!