Год крысы. Видунья - Громыко Ольга

Потом веник во что-то уперся. Парень покрутил им, потыкал. Вроде как подается, но по щепоти.

– Туда, похоже, опять дура-галка свалилась! – с досадой крикнул он.

– Так чего, копье нести? – озаботился дедок.

– Да ну его, попробую веником пропихнуть…

– Еще сильнее застрянет, – разволновался дедок. – Стой, кому говорю! Тебе лишь бы пихать, поросенок… Жди, сейчас схожу!

Жар недовольно облокотился на трубу. «Сейчас», ага. Пока старый лапоть доковыляет до сарая, пока отроет в куче жердин свое трофейное, насквозь ржавое копьецо, пока слезно с ним обнимется, вспоминая молодость… А солнце уже только с крыши видать, с земли оно давно за лесом спряталось. Поди вымани Тинку из дому по темноте! Тем более что и родители в избе будут, и братья…

Парень воровато примерился к «ершу», но тут послышался звон бубенцов и из-за поворота вылетел резной возок о три коровы – черная, рыжая и белая. Видать, купец тоже не желал ударить в грязь лицом, на трех ездоков и двойки хватило бы.

– Едут! – заорал Жар, переполошив и без того взбудораженный дом. Сурок с женой выскочили на крыльцо, потом спохватились, что несолидно, и снова занырнули. Дедок, забыв про копье, вместо сарая посеменил к воротам, на которых уже повисли двое батраков, любопытно заглядывая через верх. Рыска и Фесся прилипли к окну, женка их шуганула и встроилась посредине. Даже Рыжуха что-то почуяла и уставилась на открывающиеся ворота томными лиловыми глазами.

Тройка влетела во двор и с шиком затормозила у самой коровязи. Возница, спрыгнув, ухватил коренную под уздцы, ожидая, когда хозяева выберутся из возка.

Сурок повторно вышел на крыльцо и спустился по ступенькам – уже вразвалочку, с широкой улыбкой:

– О, гости дорогие пожаловали!

– Здравствуй, Викий! – церемонно кивнул старший из гостей, такой же кряжистый и краснолицый.

– И тебе не болеть, Нилат!

Мужчины обнялись до хруста, как два медведя. Вожделенный жених, парень лет двадцати, робко топтался сзади.

– Неказистый какой-то, – разочарованно заметила Фесся. – Глаза щурит и лысеть уже начинает…

– С плеши меду не есть, – сухо оборвала ее женка. – Зато у его отца лавки в трех городах.

– Женское счастье не в лавках, а на лавке, – с лукавым смешком возразила служанка.

– Лавка сгниет, а лавки останутся, – почему-то разозлилась Муха. – Нечего девке голову морочить, пусть оно сразу тихо-гладко идет – все равно тем же кончится.

Рыска тоже с интересом присматривалась к гостю. Ничего, не страшный. А что тощий и сутулый, так и лучше – драться не будет. Ей и такой бы сошел, раз все равно никто не нравится.

Купец заметил Рыжуху и аж по бедрам себя от восторга хлопнул:

– Какая красотка!

– Да, неплоха, – рассеянно, как заправский лицедей, отозвался Сурок. – Вот только что с дальнего пастбища вернулся, не успели расседлать. Эй, Цыка! Прибери Рыжуху, я сегодня уже никуда не поеду.

Батрак, посмеиваясь в усы, подошел к корове. Та испуганно задрала морду: прежде ею занимался другой коровнюх, а такое количество людей она вообще видела впервые в жизни.

– Маська, иди гостей встречай! – добродушно крикнул Сурок. – Стесняется, – пояснил он. – Она у нас девушка скромная, тихая.

С крыши сдавленно хихикнуло, но гости решили, что им это почудилось. Все двинулись к двери, и Жар, решив, что уже никому не помешает, что есть дури долбанул «ершом».

Рыска, утолив любопытство, тоже вернулась к печи. Наклонилась, заглянула в трубу снизу – и в лицо ей ударило облако сажи, а следом вывалилась и с сухим стуком упала на припек дохлая, уже изрядно прокопченная крыса с обнажившимися до корней зубами и скрюченными лапками.

Жар схватился за трубу обеими руками: ему показалось, что крыша подпрыгнула от визга.

Маську, наконец соизволившую выйти на переднее крыльцо, никто не заметил – все взгляды были прикованы к кухонному, на которое, не переставая голосить, вылетело что-то тощее, черное, лохматое, с вытаращенными желто-зелеными глазами. За чудищем шлейфом тянулась сажа.

Если хуторяне худо-бедно сообразили, что это за диво, то у гостей глаза на лоб полезли. Сынок, похоже, вообще решил, что это оно Маська и есть. Сейчас как накинется на него и оженит прямо посреди двора! Он попятился, уткнулся в мохнатый Рыжухин бок и, ощутив под рукой стремя, не раздумывая, вскочил в седло.

Отвязать-то корову Цыка успел. А вот намотать повод на руку – нет. Горячая молодая телка, на которую разом обрушилось столько впечатлений, освободилась в один взмах головой, несколько раз поддала задом, расшвыряв кинувшихся на выручку батраков, и помчалась к воротам.