Язычник - Мазин Александр

На Словенской стороне, сразу за мостом, главная часть Новгорода. Его сердце и чрево. Торг. Торговая сторона – самая важная и интересная. Если не считать самого княжьего Городища. Городище – на Людиной стороне. Тут и Детинец, и дворы княжьих ближних людей с челядью и домочадцами. Городище еще называют княжьим градом. Когда-то, быть может, оно стояло на особицу. Теперь к нему со всех сторон подступают дома и дворы. В одном из таких подворий хозяйствует княжий воевода Сигурд. Ярл Сигурд Эйриксон из Опростодира. Знатный нурман и ближник князя Владимира Святославовича Новгородского, которого служивые скандинавы зовут Вальдамаром-конунгом. Новгород же они называют Хольмгардом. Так повелось.

Двенадцатилетний Олав – Сигурдов племянник. Сын его родной сестры Астрид.

Олаву Хольмгард-Новгород нравится. Особенно ему нравится Торг. Здесь всегда весело и интересно. Даже если денег нет, все равно интересно. Тут и зазывалы, и скоморохи, и дудочники. Товар всякий-разный со всего света. Великий город – Хольмгард. Торговый город. Молодой и сильный. В свои двенадцать лет Олав, сын конунга Трюггви, успел повидать немало городов. И немало успел пережить. Сын конунга, отца своего Олав не знал, поскольку родился уже после его смерти. С рождения Олав был беглецом, а потом удача, и без того не слишком расположенная к посмертнорожденному Трюгвиссону, совсем от него отвернулась: корабль их захватили викинги-эсты под водительством некоего Клеркона. Олав был разлучен с матерью и стал трэлем. Однако в рабстве у эстов Олаву жилось неплохо. Для трэля. Вскоре удача вновь улыбнулась Олаву, и он встретил брата своей матери славного хёвдинга Сигурда. Признав племянника, Сигурд выкупил Олава и его друга Торгисля, сына Торольва по прозвищу Вшивая Борода, и привез в Новгород. Правда, здесь он никому не сказал, кто таков Олав. Потому что служил он конунгу Хольмгарда Владимиру, который был в хороших отношениях с конунгом Швеции, а конунг Швеции однажды уже выступил против матери Олава, и только заступничество Хакона Старого защитило мать и сына.

Что же до Торольва, отца Торгисля, то был Торольв воспитателем Олава. Дядькой, как говорят здесь в Новгороде.

Олав и Торгисль дружили с детства. Торгисль был старше, однако признавал главенство Олава, потому что тот был пусть и посмертным,^[8] однако – сыном конунга. Друзья вместе скитались. Вместе попали в рабство, когда эстский «морской конунг» Клеркон захватил их корабль, убил Торольва и разлучил Олава с матерью.

Олав в то время был еще очень мал, однако очень хорошо все запомнил. И сейчас сразу узнал своего врага.

– Глянь туда! – прошептал он по-нурмански, дергая за руку своего спутника Торгисля.

– А что там? – спросил Торгисль, уставившись на троих воинов, торговавших у купца-новгородца серебряную чашу. – Хочешь купить чего-нибудь из серебряной утвари? У нас денег не хватит.

– Дурень! – сердито прошипел Олав. – Не на серебро смотри! Не узнаешь, что ли?

– Кого?

Надо признать, Торгисль был немного простоват.

– Это Клеркон!

– Да? – Торгисль мгновенно собрался, ощетинился, будто пес. – Точно, он! – Рука сама потянулась к ножу на поясе… И остановилась.

Трое оружных эстов, опытных воинов. Что им может сделать тринадцатилетний мальчишка с ножом?

Губы Олава презрительно скривились: испугался Торгисль.

– Он – твой кровник! – процедил посмертный сын конунга. – Не хочешь отмстить за отца?

– Хочу, но как? – развел руками Торгисль. – Их трое, у них – мечи. Сила за ними, Олав. Мы не можем биться со взрослыми викингами. За отца не отомстим, а сами умрем. Или – опять в рабство, – Торгисля передернуло от дурных воспоминаний. В доме у эста Реаса ему жилось далеко не так хорошо, как приглянувшемуся хозяевам Олаву.

– Не биться, – бешеным шепотом проговорил Олав. – Не биться, а убивать!

Дальше все произошло очень быстро.

Рядом с торговцем украшениями стояла лавка, где продавали всякий скобяной товар и домашнюю утварь. Среди прочего лежал небольшой топорик, каким удобно сечь кости, разделывая туши.

Олав подошел к эстам поближе. На него взглянули мельком, но, конечно, не узнали.

Да и как узнать в прилично одетом одиннадцатилетнем пареньке пятилетнего мальчишку, взятого шесть лет назад на нурманском кнорре?

Олав спокойно взял примеченный заранее топорик, повертел в руках, будто прицениваясь… И вдруг внезапно, с разворота вогнал топорик в висок Клеркона. Доброе новгородское железо с маху просекло кость и вошло в мозг. Клеркон умер раньше, чем начал падать. Его спутники, пораженные, помедлили лишнее мгновение, прежде чем схватиться за мечи и зарубить Олава. Олав же времени не упустил. Оставив топор в голове Клеркона, он бросился наутек.