Земля Мертвых - Прозоров Александр

Но я еще помню, как перед школой по болоту на плоту катался. Помню настоящий ивовый лес между Орджоникидзе и Типанова, полностью залитый водой. Мы туда не ходили, там множество глубоких озер стояло, утки жили, звери всякие. Мы к цветоводству ходили. Там тоже ивовый лес стоял, но глубины — от силы по пояс. Теперь на этом месте — роддом номер девять. На месте самой «Звездной» настоящие топи были, их синей глиной как из метро и закапывали. Перед «Купчино» болота метров по пять глубиной, камыши только по краям росли. Летом туда соваться страшно, но зимой сквозь толстый дед интересно за подводными тварями смотреть было… Не знаю, зачем царь Петр решил поставить свою столицу именно здесь, но тихо подозреваю, что у нас весь город такой. Я это к тому, Миша, что окажись мы в районе Обухове году в пятидесятом, так может все вокруг точно так и выглядело?

— Ты хочешь сказать, Костя, — повернулся на своей раскладушке Немеровский, — что мы провалились в прошлое на пятьдесят лет?

— Не знаю, Миша. Пятьдесят лет назад никто не стал бы вырезать простую русскую деревеньку палашами. Расстрелять без суда и следствия — возможно. Но вырезать?

— И судоходство пятьдесят лет назад уже имелось, — расстегнулась входная молния на ближайшей палатке. — После Петра Первого Нева стала достаточно оживленной рекой.

— Я вот что думаю, — из палатки вылез незнакомый парень в тельняшке и плавках: наверное, ливонец. — Может мы, собираясь высадку шведов на Неве имитировать, как-то задели струны мировой истории и взаправду в это время провалились?

— В устье Ижоры часовня стоит, — напомнил Росин. — Я так подозреваю, именно в честь победы князя Александра над шведами.

— Значит, позже, — согласился Миша. — Кстати, в бандитской лодке две пищали лежали. Помнишь, Костя?

— Помню. Без замков. Век четырнадцатый-пятнадцатый.

— Во, здорово! — оживился парень в тельняшке. — Значит, Ливонский орден еще существует? И мы можем в него вступить!

— Прекратите нести бред! — с дальнего конца поляны к ним шагал пузатенький тонконогий мужчина в одних плавках. Росин с трудом узнал в нем «Великого магистра». — Путешествия во времени невозможны! Они противоречат всем представлениям науки! Это я вам как кандидат наук по физике говорю!

— Тогда как вы объясните все, что с нами происходит, Александр?

— Кто-то из нас попал в психушку, вот как. И все мы будем мучиться его горячечным бредом, пока доктор не вколет ему успокоительное!

— Логично, — усмехнулся Росин. — И правда, давайте спать, мужики. А то проболтаем всю ночь, потом будем днем как сонные мухи. Спокойной ночи.

* * *

— Спокойной ночи, домовой, — пробормотал Никита, обнаружив, что оставленная на столе плошка исчезла. С делами по хозяйству он закончил уже в темноте, и сейчас ему хотелось только спать. Он прошел к полке: плошка, чисто вымытая, стояла там. Хомяк минуты две с интересом ее рассматривал, а потом махнул рукой и пошел на тюфяк спать.

Фосфоресцирующие стрелки на наручных часах показывали без десяти одиннадцать. Не дожидаясь обычной полуночи, Хомяк завел пружину, положил хронометр на лавку на расстоянии вытянутой руки, натянул на тело кусок полотна — видимо, простыню, закрыл глаза и пошевелил бедрами, выбирая удобное положение.

— Сено в комки сбилось, — уже засыпая, подумал — Завтра нужно свежее в тюфяки набить.

Ему снилось заседание комитета по дорожному строительству. Как всегда, каждый норовил протолкнуть своего хозяина на работу по самым вкусным заказам, а он сидел и думал, как бы за казенный счет заасфальтировать улицу у себя в деревне и подъезды ко дворам. Дорожку к дому Никита собирался выложить финской плиткой — той самой, незамерзайкой, а ее без личного разрешения шефа не разрешалось воровать никому.

— Кто ты, кряж? — вошла в кабинет босая девушка в длинной, ниже колен, полотняной рубахе и остановилась напротив него.

— Хомяк, Никита, — он хотел протянуть руку ей навстречу, но она не поддавалась, словно завязнув в столе.

— Чудится мне знакомое в тебе, Никита, — склонилась она к его лицу. — Откуда ты?

— Из деревни Келыма, — пересохшими губами произнес он. — Семена Астапича и Агрипыны Федоровны сын.

— Не знаю, — отмахнулась рукой девушка, и кабинет шефа исчез, сменившись обстановкой черной рубленной избы.

— А ты кто?

— Настя я, — кивнула девушка. — Сирота. В Кельмимаа жила, пока не убили…