Путница - Громыко Ольга

– Что, точно ваши? – уточнил голова.

– Точно! – просияла Рыска.

– А чем докажете?

– Вон та черная – крашеная! – ткнула пальцем девушка. – Милка, Милочка!

Корова повернула к ней морду, приветственно махнула ушами.

– Милкой каждую пятую корову зовут, – ревниво буркнул «скотокрад».

– А еще у нее скол сбоку на левом роге, с медьку!

– Это ты сейчас только углядела! – «Скотокрад» с женой поспешили загородить Милку спинами, но Рыска вдохновенно продолжала:

– И на левом ухе изнутри серое пятно, как боб, а на вымени под самым пузом бородавка!

– Цыц! – Голова осторожно поскреб коровий бок ногтем. Милка вздрогнула и махнула хвостом, пришлепнув «муху». Мужик с шипением потряс кистью. – Шкура как шкура…

– Послюните, – посоветовал Жар.

Голова с еще большей опаской плюнул на корову, совсем обидевшуюся и попятившуюся, сколько узда позволяла. Снова потер. Палец чуток потемнел, но это и от дорожной пыли могло случиться.

– Хорошо взялась, – со смесью гордости и досады пробормотал Жар.

– Вы с другой стороны попробуйте, – умоляюще попросила Рыска, чувствуя себя исключительно глупо. – Там цыган красил.

Глаза у головы совсем ошалели. Красить собственную корову, да еще с помощью цыган?!

– Зачем?

– Ну… так, – смутилась Рыска. – На спор. И чтоб красивее было.

– А какая она раньше была?

– Трехцветная!

Если б не уверенный вид чужаков, голова давно выставил бы их вон. Трехцветная, ишь! В округе это самая желанная масть была, считалось – удачу приносит. А они ее – красить!

Скол и пятно, впрочем, были на месте.

– Надо ее в речку на полчасика загнать, – предложил вор. – Чтоб отмокла.

– Или подождать, покуда линять начнет, – ехидно предложил голова, заглядывая корове под брюхо. Точно – бородавка. Да, такие мелочи только хозяйка знать может. – А до этого кормить-поить вас от пуза, да?

– Нет! Отдайте наших коров, а то к судье жаловаться пойдем! – запальчиво припугнула Рыска. Жар с Альком переглянулись: ничего подобного у них в планах не было.

Но на голову это произвело впечатление. Он в отличие от Рыски знал, чем грозит подобная тяжба: неделя разбирательства, в течение которой судью надобно всячески улещивать, носить «напоминаньица» о деле, а если в твою пользу решит, то еще и «благодарствование». Совершенно добровольное, разумеется, но не забывая, что когда-нибудь ты можешь снова перед этим судьей предстать.

– А божий суд вас устроит? – осторожно спросил голова.

– Конечно! – запальчиво согласилась девушка. Уж боги-то точно знают, кто прав, а кто виноват!

Жар трагично хлопнул ладонью по лбу. Местных обычаев он не знал, но жизненный опыт подсказывал ему, что если с судьей еще как-то можно договориться, то богов куском сала и десятком яиц не задобришь – у них свои прихоти.

Вид у головы стал подозрительно довольный. Он обернулся к скалящимся весчанам и скомандовал:

– Выводи телегу!

Приободрившийся «скотокрад» первым кинулся исполнять приказ. Из общинного амбара торопко выкатили старую, рассохшуюся и жалобно скрипящую телегу – хуже Рыска только в Приболотье видела. Запрягли в нее (без тщания, только хомут накинули) Милку и погнали в гору, прямо по цветущему разнотравью. Голова поманил озадаченных гостей следом, да еще половина весчан за ними увязалась. Остальные толпой повалили вправо, вдоль подножия холма.

– А куда это мы?

– Щас увидите…

С другой стороны гора оказалась еще круче, почти обрыв. Далеко внизу, почти у самого подножия, выступали из реденького утреннего тумана две каменные глыбы – левая пониже и покруглее, правая острая и высокая. На ней сидела сорока, любовно перебирая по перышку развернутое крыло.

– Вот, – гордо показал на каменюки голова. – Слева Хольга, справа – Саший.

– И как же они нас судить будут? – не понял Жар.

– А очень просто! – Мужик махнул рукой, и весчане принялись выпрягать из телеги корову. – Сейчас оглобли снимем, посадим в телегу кого-нибудь из вас и с горки пустим. Если меж камней впишетесь – невинны.

– А почему нас, а не его?! – возмущенно перебил Жар.

– Вы истцы, а он ответчик, – пояснил голова. – Это ж вам божий суд нужен. Так что выбирайте промеж собой, кто в телегу ляжет. Если Хольга его приголубит, значит, не совсем уж конченый был человек, ответчик его простить и за свой счет похоронить должен. Ну а если Саший – прям как есть ракам бросим.

Альк задумчиво прикинул ширину прохода.