Черный Янгар - Демина Карина

Кейсо слушал, терзая тонкую свою бороденку и головой качал.

— Я знал, малыш, что твоя жена тебя ранила, но чтобы настолько… ты хоть сам понимаешь, о чем говоришь?

Распрекрасно.

Янгар уже видел этот свой дом с расписными ставнями, с крыльцом на резных столбиках, с просторным двором… и конюшня будет. Янгхаар всегда любил лошадей.

…и медведица с зелеными глазами станет заглядывать в гости.

…возможно, однажды она поверит ему настолько, чтобы остаться.

…и скинет рыжую шкуру.

А Кейсо смотрит с жалостью.

— Тебя не отпустят, мальчик мой, — сказал он, наконец. — Слишком много у тебя врагов. И слишком много за тобой обиженных. Пока боятся, будут стоять в стороне, но стоит тебе оступиться, совершить ошибку, и вся стая кинется рвать. Об этом думай, а не…

…маленькая медведица умела улыбаться.

И угощение брала из рук аккуратно. Изредка касалась кожи длинным темным языком, и щурилась, мол, не боишься?

Янгар не боялся.

Она смеялась вместе с ним. И утешала, щекотала шею горячим дыханием, когда он вдруг проваливался в память.

— Я не буду тебя останавливать, — Кейсо все же опустился на гору из подушек. И массивное тело его затряслось от чрезмерного этого усилия. — Я лишь прошу: будь осторожен.

— Конечно.

Пустое обещание.

Янгхаар Каапо не умел быть осторожным.

Последний день остался со мной.

Красный лист, прилипший к ветке, подрагивает на невидимом ветру. И муть в ручье осела. Зима подкрадывалась к лесу. А наше с Янгаром время подходило к концу.

В тот день он пришел в овраг раньше обычного и, сев на мокрые листья, ждал, когда я спущусь. Янгар распустил косы, и темные волосы легли на плечи, а я заметила, что в этих волосах изрядно седины. Он ведь еще не стар, мой муж.

— Здравствуй, — сказал он.

И я коснулась раскрытой ладони носом.

— Я рад, что ты пришла.

И я рада.

Еще один день приближает зиму. И мне-медведю хочется спать, порой я проваливаюсь в сон, который глубок и лишен сновидений, но длится недолго, ведь я-человек не привычна к таким. И выбравшись из сна, мучаюсь головной болью.

Одиночеством, которое ощущается острее, чем прежде.

И неясным желанием бежать.

Куда?

Не знаю. И бегу к оврагу, в котором ждет меня человек.

Я ложусь рядом с ним, и Янгар вытягивается, опираясь на мохнатый мой бок. Мой муж не боится холода, и осенней коварной воды, с которой в тело проникает лихорадка. Он словно и не замечает того, сколь неуютен лес. И что зима близка.

И что медведи не ведут себя так, как я.

А я не решаюсь обернуться человеком.

— Завтра я уезжаю, — Янгар расчесывал волосы, привычно разбирая длинные пряди. Он не смазывал их маслом или воском, как делали многие, и ленты не вплетал. Верно, некому подарить было.

Я бы вышила…

…или еще вышью.

Когда решусь сказать.

Поверить.

Он добр со зверем, но я-человек помню его другим.

— Кёниг желает видеть меня, — в голосе слышится печаль и раздражение. — Ему надоела война. Рассказать о кёниге?

Его истории странны.

И я соглашаюсь.

— Когда я пришел на Север, — он заплетает косу. И мне нравится смотреть, как ловко движутся смуглые пальцы, — то боги приняли меня. Я слышал, как они отозвались. И здесь, внутри…

…Янгхаар кладет раскрытую ладонь на грудь.

— …словно что-то переменилось. Отозвалось. Я вдруг понял, что вернулся домой.

Он все равно чужак.

Для отца. И братьев. Пожалуй, для всех, с кем столкнет его судьба.

— И тогда я спросил у богов совета. Мне надо было знать, что делать. И боги ответили. Трижды бросал я руны, и трижды выпадало, что мой путь лежит во дворец. Я подчинился их воле.

Косы Янгар перевязывает кожаными шнурками.

— Олений город не так и велик… ты, конечно, не поверишь, но он и вправду мал по сравнению с белокаменным Баххди, не говоря уже о Кишеме благословенном, в котором сидит Богоравный Айро-паша. Кишем столь огромен, что дня не хватит, чтобы добраться от восточной стены до западной. А еще три понадобится, чтобы подняться на белую гору, где стоит дворец паши. Я видел его издали… его видно отовсюду, даже из казарм.

Его голос дрогнул, а пальцы выпустили черную косу.

— И с площади Девичьих Слез тоже… там казнят тех, кто преступил закон паши. И меня, если бы поймали, отправили бы туда… или на арену. Не знаю, что хуже.

Он цепляется за мою шерсть, и я ворчу, успокаивая. То, что было, уже не вернется. Остались за морем и площадь, и казармы, и сам благословенный Кишем, которого я никогда не увижу. Да и Янгар вдруг вспоминает о том, что рассказать собирался вовсе не о той, далекой, стране.