Дикое поле - Прозоров Александр

Когда русский и изрядно поредевший отряд его телохранителей вернулся в ставку, Девлет-Гирей даже поднялся со своей любимой подушечки, чтобы поближе рассмотреть красноречивую пробоину на кирасе посланника султана.

— Вокруг ставки бродят отряды разбойников, — пояснил Менги-нукер. — Хотя все они должны быть связаны и стоять в загоне, ожидая отправки в Кафу, на невольничий рынок.

— К сожалению, всех не удается выловить никогда, — вернулся на свое место бей. — Скоро негодяев станет еще больше. Отсюда до Ельца четыре конных перехода. Если туда отправился гонец, и если они снарядят рать за два дня, она вот-вот должна подойти. Ты хочешь дать ей сражение?

— Сражение? — приподнял брови Менги-нукер. — Много чести! Зачем, если лет через пять все эти бояре и князья сами станут проситься к нам в рабство?

— Почти все ушедшие по здешним волостям отряды вернулись, — мягко намекнул Девлет-Гирей. — Больше здесь брать нечего.

— Да-да, — кивнул русский, думы которого опять перекинулись на что-то еще. — Нужно сворачивать лагерь и завтра с утра уходить. Мы добились всего, чего хотели.

* * *

Наблюдать то, как татарская орда уходит назад, в успевшую подсохнуть и зазеленеть степь, оказалось для обитателей усадьбы куда более тягостной мукой, нежели отбивать атаки на свои стены. Под стенами, на расстоянии полета стрелы, тащились телеги, нагруженные подушками и одеялами, что еще помнили тепло прежних хозяев, полотенцами, вышитыми кем-то с любовью и старанием, чеканными подносами и резными шкатулками.

Но еще ужаснее были вереницы невольников. Еще недавно свободных людей — крепостных, ремесленников, коробейников, — а ныне рабов чужой прихоти и корысти. Они тянулись за повозками, привязанные за шеи или за руки, ссутулив плечи и глядя в землю перед собой.

Смерды и их жены, подворники, боярин с боярыней толпились на стенах, наблюдая это зрелище — и ничего не могли сделать! Потому, что охраняли награбленное степняки с такой же яростью и отвагой, с какой дворовый пес стережет свою миску. Они двигались вдоль обоза отрядами по полторы-две сотни всадников и зорко смотрели по сторонам. Защитники усадьбы сознавали свое бессилие, их сердце обливалось кровью — но они смотрели и смотрели, не отрывая глаз.

Время от времени от отрядов отделялись лихие воины, описывали круги, крича:

— Сдавайтесь, русские! Нет больше вашей Московии! Вся за обозами бежит! Сдавайтесь, вы последние остались! Сдавайтесь, все равно помощи не будет!

Потом всадники уносились, появлялись новые отряды.

* * *

Штурмовать усадьбу никто более не собирался. Да и какой безумец полезет под стрелы и картечь, если здесь, рядом, уже трясется полная арба всякого добра? А вдруг погибнешь? Не-ет, теперь каждый ногаец тщательно берег свою жизнь и держался от стены заметно дальше, нежели способна долететь меткая арбалетная стрела.

Татары шли почти полных два дня, а потом наступила тишина.

* * *

Пока не очень веря, что самый ужас остался позади, люди провели за крепкими стенами еще две ночи и день, и только после этого отправились смотреть — в что же превратились их дома после набега.

Варлам тоже поднялся в седло, забрав с собой Бажена и Касьяна, и умчался узнавать, как устояли братья. Вернулся через четыре дня, привезя самые дурные вести. Оказывается, в соседнем поместье, послать в которое вестника Юля не догадалась, а на поднятую у соседей тревогу внимания никто не обратил, татары выгнали из деревень едва не половину народа, усадьбу взяли штурмом, а всех находящихся в ней — перебили. Вместе со всеми погиб и один из младших Варламовых братьев Сергей.

У Анастасия усадьбу тоже взяли — но сам он с дворней укрылся в доме, отбивался до вечера, а потом выбрался через окно и прорвался через начавших праздник нехристей, потеряв всего одного человека.

Григорий, каким-то нутром почуявший у соседей неладное, успел собрать в усадьбу большую часть смердов, и они отбились. Отвечали стрелами на стрелы, перебив у начавших было атаку татар два десятка коней — они так и остались валяться вокруг частокола. Ворогов, что пытались таранить ворота, забросали копьями, сулицами да стрелами. И татары ушли.

Бог охранил младшенького, Николая: его усадьбу каким-то чудом вовсе не нашли.

К полудню следующего дня к воротам Варламовской усадьбы подошли четверо смердов, громко постучались в открытые ворота, вошли во двор и опять же громко спросили: