Русские инородные сказки - 6 - Фрай Макс

— Недаром в народе его называли Кровавым, — сказал Гора Лобанов и почувствовал себя полным дураком: шутка прозвучала более плоско, чем ему представлялось поначалу.

К счастью, на это ни Кошаков, ни Филькин внимания не обратили.

Филькин вдохновенно вещал:

— Там огромный зал. Скачут красотки с ножками в шелковых колготках, а руководит ими маленький свирепый гном. Но это когда есть представления Мюзик-холла. А по ночам… если прийти сюда в новолуние… и сказать волшебные слова…

— Рекс-фекс-пекс? — снова перебил Лобанов.

Филькин глянул на него чуть презрительно:

— Нет, другие.

Он встал прямо, развернулся лицом к своим собеседникам. Волосы торчали на голове Филькина дыбом, нос раскраснелся, глаза сделались маленькими и неутомимо слезились. Сероватый утренний свет размазывал его черты, делал их неясными. Справа от Филькина угрожающей громадой высился бывший Народный дом с огромным куполом и множеством входов: ступени как у зиккурата, провал — точно беззубый рот — дверь в Планетарий, помпезные, суставчатые колонны театра «Балтийский дом» с мятой афишей заумного спектакля какого-то заезжего коллектива, небольшая дверца сбоку — лаз на выставку восковых фигур, точно черный ход в магазин, откуда «блатному» покупателю вот-вот вынесут какой-нибудь дефицитный товар.

Рядом с Филькиным пригнулся искусственный динозавр. Он служит безмолвным зазывалой на выставку «движущихся восковых фигур». У него усталый вид.

Низкий, громкий голос, исходящий прямо из глубин тощего филькинского живота, где алхимически булькало очень много разных напитков, прозвучал, разливаясь по пустому, зловещему пространству:

— Именем утренней звезды Люцифера, заклинаю тебя, Федор Иванович Шаляпин: явись, явись, явись!

Затем Филькин вдруг зевнул, и страшное обаяние развеялось. Тщетно сражаясь с зевотой, он добавил:

— Приблизительно так… И тогда в пустом зале театра Народного дома появится призрак Шаляпина. Он будет в шубе. И запоет. «Сатана там правит бал…» Ужасным басом.

— Идемте спать, — попросил Гора Лобанов.

И они ушли, все трое, и Народный дом остался посреди полного безлюдья. Титаническое здание, источенное ходами, набитое театральными залами, с брякающими игровыми автоматами на первом этаже Планетария — точно с паразитами в шерсти на брюхе гигантского зверя. Как и положено старинному зданию, он был туго набит призраками. И выставки движущихся восковых фигур, рассованные по извилистым его коридорам, еще больше усиливали неприятную магическую атмосферу.

Дня через два Лобанов неожиданно вспомнил этот разговор.

— Ты серьезно говорил? — спросил он у Филькина.

— О чем?

— О призраке Шаляпина…

Филькин задумался.

— Не помню. Напомни. О чем я говорил?

— Ну, если сказать «рекс-фекс-пекс», то в новолуние в Народном доме явится призрак Федора Ивановича. И будет петь «Сатана там правит бал».

— Я такое говорил? — искренне поразился Филькин.

Он недоверчиво осмотрел Лобанова с ног до головы, но Лобанов оставался безупречным.

— Да, Филечка, именно это ты и говорил.

Филькин почесался. Поковырял пальцем в углу глаза. Пролистал зачем-то тощую тетрадь, которую держал в руке. Смял ее и сунул в сумку.

— Ну, возможно, — нехотя согласился он наконец. — Только ничего не помню.

— Я тебе рассказал. — Лобанов сел рядом. — Давай разыграем Кошакова.

— Слушай, Лобанов, скажи: тебя Кошаков раздражает? — спросил Филькин неожиданно.

Лобанов, подумав, кивнул.

— Чем? — жадно насел Филькин.

— Какой-то он… внутренне благополучный, — признался Лобанов. — Как будто все у него спокойно. Было спокойно и будет.

— И он не хочет покорять Петербург.

— И вообще — не впечатлен. Ну, Рязань. Ну, Питер. Ну какая разница.

Филькин говорил как ревнивец, возмущенный тем, что кто-то не посягает на объект его ревности.

— В общем, я предлагаю вот что, — сказал Лобанов. — Уговорим его пойти с нами ночью в Народный дом. Будем вызывать призрак. Нужно побольше шумов и спецэффектов. Лазерные фонарики, падающие колосники.

— Кажется, его охраняют с собаками, — сказал Филькин озабоченно.

— Нет, с собаками только кафе там поблизости охраняют, я проверял, — возразил Лобанов.

Филькин посмотрел на него с восхищением.