Смерть за смерть. Кара грозных богов - Гаврилов Дмитрий

Пока всё выглядело просто и унизительно – отправили в хвост отряда, чтобы глаза не мозолили, и показали заодно, что нисколько алодьских «головорезов» не опасаются. Что будет дальше – неизвестно, но хорошего Ловчан не ждал. Мысленно приготовился к подначкам и оплеухам.

Его ожидания оправдались почти сразу – к ним приближался воевода. Наглый и вальяжный, как обожравшийся домашний хорь. Неприязни Дербыш не скрывал, зато, судя по одежде, в путешествие не собирался.

«Видать, Полат его за старшего оставил», – зло подумал Ловчан. На мгновенье представил, каково будет городу под рукой Дербыша, и оскалился. Что ж, воевода-самодур – это меньшее зло, коего заслуживает Белозеро.

Он уже говорил Розмичу, что город этот не иначе как проклят. Древний владетель сих мест – князь Вандал, которым друг давеча восхищался, слишком много крови пролил, слишком много жизней искалечил. Князя ненавидели тысячи людей, а подобная ненависть не проходит бесследно, ложится проклятьем и на самого человека, и на его владенья.

Мысли Ловчана оборвал подошедший-таки Дербыш:

– Уже покидаете нас?

Ему ответили злющие взгляды алодьских дружинников и снисходительная улыбка кульдея.

– Ну, – продолжал воевода не без издёвки, – не серчайте, ежели что не так. Ежели обидели чем невольно.

– Велес даст – свидимся ещё! – пообещал Ловчан.

Дербыш развёл руками, будто дразня: вот он я, смотрите! Открыт для всех ударов, стоит только мечом махнуть, и всё! У Ловчана даже руки зачесались, но он всё же убил в себе опасные мысли. А бросив косой взгляд на Розмича, остолбенел.

Меч ещё в ножнах, но ладонь крепко сжимает рукоять. Лицо пошло злыми пятнами, на щеках вздулись желваки, в глазах – безумие. Если бы не кульдей, вцепившийся в Розмича мёртвой хваткой, тот бы уже утопил воеводу в крови.

– Успокойся! – громко шептал священник. – Не смей!

Тут уж и Ловчану пришлось совершить немыслимое – встать на защиту обидчика. Он загородил собой Дербыша, но понимал, что в безумии Розмич может не отличить своего от чужого.

– Уходи отсюда! – прорычал Ловчан воеводе. – Изыди!

А позади него кульдей Ултен продолжал уговаривать Розмича:

– Не надо! Нельзя! Ты разве не понимаешь, что он просто дразнит? Если обнажишь оружие, тебя зарежут, как бешеного пса!

– Я ему горло перегрызу! – хрипел Розмич в ответ.

– Нельзя! – повторил кульдей шепотом. – Ты должен выжить! Должен дойти до Новгорода! Рассказать князю Олегу обо всех бесчинствах, увиденных в этой земле! Только он сможет покарать! А если не узнает, зло останется безнаказанным!

Кажется, только это Розмича и остановило.

Дербыш и вправду убрался. Увы, не столь резво, как хотелось – до последнего строил из себя важного и всемогущего. Хотя в глазах воеводы гнездился страх.

Вскоре, повинуясь приказу походного рога, дружинники вскочили в сёдла. Скрипнула дверь. На порог терема вышел Полат. Он перестал быть тем обычным мужчиной в простой рубахе и незатейливых сапогах, каким впервые явился Розмичу. В это утро пред дружиною стоял именно князь. Величественный, гордый, одетый в золото и серебро. Даже кожаный доспех был покрыт серебряным тиснением – невиданная, удивительная штука.

Следом появилась княгиня Сула и мальчишка лет пяти. Оба в торжественных одеждах. Даже пацан. Женщина ненароком смахивала слезы.

Полат взлохматил мальчонке волосы, слегка поклонился жене. Тут же вскочил на подведённую к самому крыльцу лошадь, скомандовал зычно:

– В путь!

Воины дождались, когда князь выедет вперёд отряда, и тоже тронули поводья.

У ворот княжеского двора собралось едва ли не всё Белозеро. Цветов под копыта не бросали, но ахали и охали на всю округу. Лошади шли шагом, дозволяя народу полюбоваться на своего владыку и отважных мужчин, его сопровождающих.

Розмич по привычке обвёл толпу взглядом и тут же отвернулся – в первом ряду стоял Жедан и как ни в чём не бывало улыбался происходящему.

«Нет, – мысленно рассудил алодьский дружинник. – Этому купцу с совестью договариваться не приходится. У него её попросту нет».

Едва успел подумать, как невесть откуда появилась Затея. Девушка бросилась прямиком к Розмичу, вцепилась в ногу. В синих глазах застыло отчаянье.

Дружинник не знал, как быть, что делать, что говорить. Он даже лошадь остановить не догадался. Просто смотрел на семенящую рядом девицу и глазам не верил.

На шее купеческой племянницы, поверх одёжек и бус, блестел и переливался начищенный медный крест.