Нопэрапон или По образу и подобию - Олди Генри Лайон

– Полседьмого.

– Спасибо.

Шемет кивнул и вошел в холл.

Со второго этажа в спортзал вели семь скрипучих ступенек, и каждая скрипела на свой манер. Шемет прозвал их «гаммой», полюбив взбегать к двери легко, выбивая каблуками четкую последовательность нот.

Увы, сейчас ему это не удалось.

На ступеньке «соль» сидел, угрюмо набычась, Отбитыч, второй тренер «сборников».

Их было двое, Отбитыч и Оторвыч. За глаза их так звали все, а частенько, забывшись или в порыве веселья, называли и в лицо. Они не обижались, не умели. Или не так: не умели обижаться по мелочам. Обидеться для любого из них означало искалечить обидчика, а когда все свои… особенно когда своим скоро выступать. Тренеры знали цену выступлениям. Отбитыч, боксер-полутяж, успешно дрался еще на чемпионатах Союза, а потом, поскулив с кем-то из «федерастов», в Прибалтике дважды срубил хороший куш на «махаловке» в рижском цирке. Оторвыч, серебряный призер Европы по вольной борьбе, выйдя в тираж, успел прославиться на подпольных схватках в маленьком городишке под Алма-Атой, где «без правил» означало действительно «без правил»; похороны шли за счет устроителей, а калек до конца их дней обеспечивали хорошей работой, без обмана.

Обоим повезло: их обеспечил работой Большой Босс, именно потому, что калеками они не стали.

Вдвойне повезло.

– Отбитыч, ты чего? С похмела маешься?!

Взяв с ходу веселый тон, Шемет хотел показать: все в порядке. Наверное, потому что сразу почувствовал: вряд ли. Эту политику он предпочитал другим – хорошая мина при плохой игре.

Глядишь, и игра получшает.

– Шурку в больницу увезли. – Отбитыч не принял тона, еще больше свесив тяжелые, литые плечи. – Парни звонили, сказали: ништяк, живой. Но дней пять проваляется. Понял, Костя?

Костя понял.

– Сердце прихватило? При его-то весе…

– Да какое сердце!.. Вмазали Шурке, он и спекся. После первого удара.

Костя понял, что он ничего не понял. Шурка, он же Оторвыч, собой более всего напоминал бабушкин комод. Единственной выдающейся приметой являлись уши – сизые, распухшие, не уши, чернобыльские лопухи-мутанты.

Свалить Оторвыча с одного удара, пусть даже били кувалдой…

Шемет вздохнул. Присел чуть ниже Отбитыча, на ступеньку «фа».

Помолчал.

– Излагай, – наконец бросил он. – Излагай, Феликс Германович.

Никто никогда ни за что не верил, что этого варнака могут звать столь изысканно – Феликс Германович; тем паче что фамилия у отставного боксера была самая обыкновенная, можно сказать, вульгарная – Ворона.

Феликс Германович Ворона грузно заворочался, щелкая клювом.

– Да тут дела, Костя… дрянь дела.

Дела и впрямь оказались – дрянь.

Оказывается, когда оба тренера со «сборниками» явились в зал – «отстой» еще бурлил. В дальнем углу зала махались два придурка (кто и как – вглядываться было лениво), а молодой инструктор Арик ржал сивым мерином и хватался за животик.

– Закругляйся, Арька, – буркнул ему Отбитыч, а Оторвыч и вовсе кулак показал, ибо молчание – золото.

– Эй, заканчивайте! – сквозь хохот выдавил Арик, но драчуны в увлечении его не расслышали.

Вокруг веселился «отстой», блистая остроумием.

Тогда Арька огреб подзатыльник от Отбитыча, после чего увял гиацинтом в холодильнике; «сборники» пинками принялись выпроваживать молодняк, а Оторвыч враскоряку зашлепал к драчунам. Тот, что помоложе и повыше, был ухвачен карающей дланью за кудри и отправлен на маты – отдыхать. Зато маленький в порыве здорового негодования успел ткнуть Оторвыча под ребра кулаком в перчатке. Бывший «вольник», которому этот кулак был, что слону – дробина, в недоумении покосился на маленького и отвесил ему легкую плюху.

После чего обождал: пусть два «сборника» под локотки выведут обеспамятевшего героя.

Зато когда Оторвыч упал сперва на колени, а там и вовсе мордой в пол, взвыв резаной белугой, никто не решил, что тренер шутит. Поскольку шутил он в последний раз при собственном рождении, выходя задницей вперед. Оторвыч катался по полу, рев его мало-помалу переходил в хрип, могучее тело сотрясали конвульсии, и еще слава богу, что расторопный Арька кинулся к телефону в подсобке – вызвать «Скорую». Там же, в подсобке, нашлась аптечка, в аптечке нашелся баралгин и прочая пакость; засосав груду «колес», Оторвыч наконец скорчился в углу, тихонько поскуливая… короче, врачей решили не ждать. За ними как за смертью посылать! Арька сел за руль машины Оторвыча, несколько парней поздоровее снесли отставного борца и с трудом погрузили в салон. Машина умчалась вихрем, а Отбитыч отловил самого языкатого из «отстоя» за шиворот и учинил допрос.