Паутина долга - Иванова Вероника Евгеньевна

— Это было до лазарета? — Поинтересовался я, но мой вопрос остался незамеченным:

— А потом, представляешь, какие чувства меня посетили, когда увидел тебя полудохлого, да ещё в крови?

— Представляю. Низкие, грязные и мелочные.

Карие глаза сверкнули, но не оскорблённо, а скорее азартно.

— Да неужели?

— Именно такие. И я даже могу назвать причину их появления.

— Весь внимание.

— Во-первых, увидев меня полудохлым, ты сразу подумал, что придётся искать новое жильё, а это не ко времени, да и трудновато делать в канун Зимника. Во-вторых, моя безвременная кончина лишала тебя возможности безвозмездно пользоваться кое-какими удобствами соседства с плетельщиком. К примеру, помощи в очередном расследовании... Ну как, угадал?

Он усмехнулся.

— Угадал. Только... Почему я не мог просто беспокоиться?

— Потому. Если бы ты беспокоился о моём благополучии не из корыстных побуждений, это наводило бы на нехорошие мысли о твоих нравственных устоях. Друзьями мы называться не можем, поэтому...

— Да ну тебя! — Кайрен сплюнул на мостовую. — Все благие порывы губишь на корню.

— Всего лишь излагаю правду жизни.

Он помолчал, размеренно выдыхая в морозный воздух туманные облачка.

— Ты, конечно, волен думать всё, что пожелаешь, только... Я хоть и служу в управе, где покойники встречаются каждый день, да во всех видах, но привыкнуть не могу. Нет, желудок у меня крепкий, опорожняться при всяком удобном случае не спешит! Я не об этом. Когда смотришь на мёртвое тело... И добро бы, человек умер в сражении, с честью, защищая родной дом, так нет: стукнули по затылку и провели лезвием по горлу ради горсти жалких медяков. Ни смысла, ни пользы. Одна тоска. Если у убитого имеется семья, она прежде всего попытается получить с управы мзду за «неоказание защиты». Припрётся нахальная баба и будет орать на все кабинеты: «Мы подати на ваше содержание исправно платим, сим к симу, а вы даже задницу не приподымете, когда нам беда грозит!» И ведь не возразишь: действительно, платят подати. А мы должны оберегать порядок и спокойствие горожан. Только за каждым не усмотришь. И как объяснить вдове и сиротам, что папаня их по собственной дурости монетами звенел там, где кошелёк нужно подальше прятать? Вот и дозвенелся, докуражился... Воришка тоже дурак из дураков. Ну подошёл бы, тихонько обобрал, но зачем душегубствовать? А-а-а!

Кайрен махнул рукой, словно не допускал, что его собеседник усвоит хоть малую толику смысла проникновенных речей. Ну и зря. Я хоть и не признанный мудрец, но чувства тоймена, не видящего смысла в смерти, понять способен.

В самом деле, зачем люди убивают друг друга? Кража, конечно, вещь также малодостойная, но её грех ложится только на воровскую душу, а убийство затрагивает всех: и убиенного, и его друзей и близких, и убийцы, и, как убедительно доказал блондин, служек покойной управы. Проще всех из перечисленных персон, разумеется, первой: умер и умер, взятки гладки. Близкие начинают скорбеть и жаловаться, друзья — строить планы отмщения, и вся эта толпа становится головной болью для покойной управы. Но печальнее другое. В душах тех, кого коснулось несчастье, просыпаются зёрна Хаоса. И остаётся только молить богов помочь справиться с невесть откуда взявшимися недостойными желаниями и неутолимыми страстями... Наверное, именно поэтому убийц всегда называли и буду называть «душегубами»: жизни лишается всего лишь одно тело, а равновесия — множество душ.

Но пока я предавался размышлениям, Кайрен успел угомонить свои чувства и бесцеремонно вопросил:

— А из-за чего тебя пытались убить?

— М-м-м?

— Целых два раза: на случайность уже не потянет. Может, расскажешь?

— Два раза?

Блондин настороженно сузил глаза.

— Только не делай вид, что от потрясений повредился умом. Не поверю.

— Почему?

— Потому что иначе вьер с тобой долгие беседы не водила бы.

Ах, вот в чём дело!

— Кстати, о вьере. Много ты ей рассказал обо мне?

Кайрен негодующе надулся:

— Почему ты решил, что я вообще рассказывал? Делать мне больше было нечего!

— Я хоть и недолго знаком с этой милой бабулей, но успел уяснить одно: если она желает что-то узнать, она узнает. И хочешь, не хочешь, а признаешься. Особенно, если есть, в чём признаваться.

Карий взгляд скакнул в сторону — на стену дома, у которого мы остановились.

— Ну так, много? Надеюсь, не все подробности?