Дикое поле - Прозоров Александр

Покончив с делами, опять пошел к держащимся вместе боярам, заметил подъехавшего брата Григория, помахал ему рукой. Спустя час появились вместе Николай и Анатолий, и родичи отошли к стрелецкому дому — посидеть на скамейке да поговорить.

— Я кстати, земляной вал насыпал, — похвастался Варламу Григорий, — почти как у тебя. Может, высотой пониже будет, но тараном тына более не достать, а другой штурмовой снасти татары не разумеют. Давно ты уже не заезжал, брат.

— Ты тоже хорош. Хоть знаешь, что племянница у тебя растет?

— Слыхал, — улыбнулся Гриша. — Вон, Коля в январе заезжал. У тебя-то как, Коля?

— Бог миловал. И по первому разу смердов татары почти не тронули, и по второму спрятаться они успели, и по третьему. Двух мужиков всего лишился. По осени нехристи усадьбу нашли, но ломиться не стали. Стрелами покидали немного, и все. Телку стельную насмерть засекли.

— А у тебя, Анастас?

— Два раза разгромили, — мотнул головой боярин, растирая рукой солнечный диск на передней пластине зерцала. — Как жив, не знаю. Смерды под прикрытие тына идти уже боятся, в дубровнике вокруг болота прячутся. Кажется, гать у них до одного из островков проложена, но мне не говорят.

— Частоколом нехристей не остановить, — поморщился Варлам. — У меня и стена, и пищалей больших ужо десять. Все одно прошлым летом ворота заломали. Пришлось копьями татарвье осаживать. Вот что я тебе скажу, Анастас. Ты животом зазря не рискуй. Как беда снова придет, дворню со скотом забирай, да ко мне все идите. И вам риска меньше, и мне справа: несколько сабель лишних на стене. А как хозяйство силу наберет, людишек прибавится, тогда станешь усадьбу по уму огораживать.

— А ты ко мне приходи, Коля, — встрепенулся Григорий. — Тебе ко мне ближе.

— Я так думаю, — покачал головой Варлам, — нам не друг друга нужно к себе заманивать, а людей побольше на землю посадить. Тогда и стены кому защитить будет, и воинскую справу на что купить, и ycaдьбы вам, братья, крепкие поднимем.

— Отцу отписать, — предложил младший Батов, — Пусть пленников свенских или ливонских во Пскове купит! Сюда и посадим..

— За пленников платить надо, — покачал головой Григорий. — А он и так поиздержался — нас пятерых на новые поместья отправлять. — Он вздохнул и перекрестился. — Теперь четверых. Вольных смердов звать надо. Оброк скидывать супротив государева тягла, барщиной не томить. Тогда сами пойдут. А коли подъемные дать, они еще и в закупе поначалу окажутся. А потом, глядишь, и приживутся.

— Ты бы, кстати, брат, себе на стены тоже пищали поставил, — неожиданно вспомнил Варлам. — Изрядно споспешествуют ворога отгонять.

— А стрелять кто станет?

— Юленьку мою спросите, научит. Я сам поначалу не верил, ан нет. За неделю, почитай, всю дворню обучила. Да еще и смердов, кто помоложе, да похрабрее. Это не с лука стрелять — что учи сиволапых, и учи, а толку не станет…

За разговором пришел вечер. Они поужинали привезенной Григорием копченой рыбой — он тоже, наконец, поставил снасть и теперь хвастался богатыми уловами. Спать легли на улице, расстелив видавшие виды походные шкуры на сено возле коновязи.

Утро началось с громких петушиных воплей из-за внутреннего частокола. Воеводский петух не пел, а именно орал, словно кошка, которой дверью прищемили лапу — долго, визгливо и на одной ноте. Бояре зашевелились. Кто-то, отойдя к черным пятнам посреди двора, начал разводить огонь, кто-то доставал взятые с собой пироги. Братья Батовы подкрепились варламовской солониной — боярин не утерпел и похвастался, что дикую свинью подстрелила по осени жена.

До полудня успели подтянуться в крепость уже два десятка помещиков, среди которых оказался и батовский знакомец Сергей Михайлович Храмцов. Только во второй половине дня ворота воеводского двора наконец медленно, неохотно распахнулись, и воины, поблескивая доспехами, потянулись внутрь.

Воевода Шуйский ожидал на крыльце, одетый в тяжелую бобровую шубу, крытую малиновым сукном и украшенную вошвами и многочисленными каменьями, в высокую норковую папаху. Украшенные перстнями руки лежали на перилах, а длинные рукава свисали почти до самого пола.

Бояре примолкли, понимая, что сейчас услышат нечто, если не страшное, то во всяком случае очень и очень важное.

«Государь скончался… Польского короля изменники на московский стол посадили… Отрекся…» — мысли одна другой страшнее так и витали над головами.