Реквием машине времени - Головачев Василий

У тела начальника группы суетились растерянные врачи и биологи, двое из них были академиками с мировыми именами. Ивашура постоял, посмотрел, стиснув зубы, послушал реплики врачей и вышел из вагончика на свежий воздух, в толпу молчавших людей, среди которых были и иностранные корреспонденты. Слова были лишними в этой ситуации, начальник группы знал, на что шел, но это не снимало ответственности за его жизнь с начальника экспедиции.

— Покажите, где это произошло, — попросил Ивашура в толпу.

Переглянулись, вперед вышли двое парней в стеганках.

— Мы покажем.

— Садитесь в вертолет, пойдем сверху.

Через четверть часа вертолет завис над местом неудачного эксперимента. С двухсот метров была хорошо видна серая, гладкая, отблескивающая металлом полоса, уходящая к Башне, — там, где легла на землю трасса «мертвого выброса». Гусеничный вездеход располагался у края той полосы и казался неповрежденным, но, когда вертолет приземлился, все поняли, что он целиком металлический. Все, даже стекла кабины и прожекторов, пластмассовые гусеницы, резиновые когда-то клапаны карманов с инструментом; брезентовый верх — все превратилось в металл!

Ивашура взял пробы металла, предварительно включив дозиметр: радиационный фон был выше, чем обычно, но в пределах допустимых норм.

Потом они покружили над местом установки буровой, но ничего не нашли. Полоса земли до самой Башни была абсолютно голой — ни камня, ни кочки, ни деревца, ни кустика…

Ивашура понаблюдал в бинокль за черной брешью в стене Башни и дал команду возвращаться. Он понимал, что полоса спокойного, если можно так выразиться, изучения Башни закончилась и началась другая полоса — постановки важных проблем, нервного напряжения, спешки и в финале — схватка с Башней, сила на силу, если не хватит ума на интеллектуальный контакт. Но здесь не все решали люди…

Ивашура сам отвел правительственную комиссию — одиннадцать человек, в том числе полковника Одинцова и Старостина, к ограждению, которое солдаты отнесли на четыре километра от Башни. Вопросов было мало, все знали о Башне, видели ее на фотографиях и по телевидению. Все одиннадцать человек были сдержанными, немногословными, даже суровыми на первый взгляд людьми, не походили на «кабинетных теоретиков», и было видно, что приехали они в лагерь надолго.

Многих Ивашура знал раньше, с остальными знакомился впервые, тем не менее он понял, что все это люди опытные, целеустремленные, знающие жизнь, короче — профессионалы в лучшем смысле слова. Что же, чем шире кругозор ученого, специалиста, тем весомее его точка зрения, тем объективнее подход к любой проблеме.

Биноклей не хватало, их передавали из рук в руки. Пока члены комиссии, ежась под ветром, разглядывали Башню, Ивашура расспросил солдат поста, видели они пауков или нет.

— А как же, видели, — ответил старший наряда, белобрысый флегматичный прапорщик. — Утром двоих и перед вашим приходом целую вереницу.

Ивашура оживился.

— Что же они делали?

— Первые два выходили к ограждению, побегали вдоль него и умчались к Башне, а потом прибежала целая цепочка, след в след, штук десять.

— Девять, — поправил один из солдат наряда. — Я считал.

— Ну девять. Так эти тоже ткнулись в проволоку, остановились и тут же, не поворачиваясь, побежали такой же цепочкой обратно. Будто и не задом наперед бежали.

— Весьма интересно! А вас они заметили?

— Так мы с вышки смотрели, до них метров двести было.

— Триста, — снова поправил любивший точность ефрейтор.

— Покажите место, где они уткнулись в заграждение.

Прапорщик оглянулся на солдата, сосчитавшего пауков.

— Казанцев, покажи.

Тот махнул рукой.

— Тут недалече.

Ивашура сказал: «Сейчас», — подошел к Старостину предупредить, что на минуту отлучится, и зашагал за солдатом.

Ограждение было сделано из мелкоячеистой стальной сетки с вбитым в землю деревянным столбиком, а кое-где и прямо к стволам деревьев. Поле в этом месте вдавалось клином в лес метров на четыреста, и ограждение было видно издалека. Возле невысокой сосны в нескольких метрах от проволоки стояла вышка, на которой дежурили солдаты поста.

— Часто меняетесь? — спросил Ивашура, кивнув на вышку.

— Через три часа: двое на вышке, трое ходят вдоль ограждения. Смена — через двенадцать часов.

— Участок большой?

— Три километра, дальше в лесу уже другой пост… Вот мы и пришли, здесь они стояли… — Солдат недоуменно нагнулся. — А это откуда?

В сетке ограждения на уровне человеческого бедра светилось аккуратное квадратное отверстие размером в полметра. Края отверстия едва заметно серебрились.

— Что за черт?! Неужели пауки вырезали?! Тогда куда делся вырезанный кусок?

Ефрейтор поискал квадрат сетки, не нашел и пожал плечами.

— Чудеса, да и только. Пойду доложу.

Ивашура постоял еще немного, потрогал край вырезанного отверстия и задумчиво направился к ожидавшим его Старостину и Одинцову.

Полковник был одет в кожаное пальто на меху, шапку, меховые сапоги. Старостин в своей драконовидной шубе и такой же косматой шапке походил издали на гризли.

— На первый раз достаточно, — сказал Старостин глуховатым голосом, пряча подбородок под шарфом. — Тем более что Башня по заказам чудеса не показывает… — он не договорил. Издалека прилетел долгий звенящий тоскливый крик и замолк на высокой ноте.

Ивашура усмехнулся.

— Видимо, специально для вас спектакль все-таки покажут. Не удивляйтесь. Башня активизировалась перед очередной пульсацией, «чудеса» случаются все чаше.

— Это не опасно? Паук кричал…

— На таком расстоянии не опасно.

— Не беспокойтесь, товарищи, — махнул рукой оглядывающимся на них членам комиссии Старостин. — Здесь безопасно. — Повернулся к Ивашуре: — Похоже, крики пауков в самом деле — предупреждение.

— Сомнений нет, накоплен большой статистический материал. Пауки кричат перед каждым извержением Башни за минуту-две. — Ивашура поднял к глазам свой бинокль, посмотрел и передал полковнику. — «Флаттер» — так мы это называем. Стена Башни начинает вибрировать. Иногда следом начинается электрический «дождь».

Рация, с которой Ивашура не расставался, прочирикала вызов.

— Что случилось? — спросил далекий Гришин.

— «Флаттер», — коротко отозвался Ивашура. — Не волнуйтесь, Константин Семенович, мы далеко от стены.

— Ну, слава Богу! Вертолет за вами посылать?

— В один все не влезем, не надо, доберемся на вездеходе. В бинокль было видно, как громадный участок стены Башни длиной с километр стал вздрагивать, гнуться, пошел волнами и превратился в гофрированную «стиральную доску». Длилось это около пяти минут. Потом амплитуда волн стала уменьшаться, вибрация стены пошла на убыль и исчезла. Башня стояла все такая же угрюмая, придавившая ландшафт миллиарднотонной тяжестью, голубая и чистая; без обычных пятен в том месте, где только что разыгрался «флаттер».