Баймер - Никитин Юрий Александрович

– Тут печатаются одни звездочки!

– Так и должно быть, – сказал я торопливо, не поворачиваясь. – Это чтоб никто не подсмотрел!

– А, ладно… Ну… вот так… и вот так… Все, иди смотри!

Я вернулся, объяснил:

– Теперь вы в любой момент можете перехватить управление. Над входом в Интернет, над всеми следящими телекамерами, даже над будильниками во всем доме. То есть ваш пароль приоритетный, он отменяет все остальные. Не знаю, может быть, в вашем деловом мире правила какие-то иные, но… такое не помешает.

Лицо Конона стало угрюмым, волчьим. В глазах мигнули желтые огоньки, словно из чащи на меня посмотрел лесной зверь и скрылся. На скулах натянулась кожа, пугающе выпукло проступили желваки.

– Ладно, – проворчал он нехотя. – Не знаю, зачем мне, пенсионеру, такие предосторожности… у меня-то и врагов нет… живых, понятно.

– Только пароль запишите, – посоветовал я. – А бумажку спрячьте в надежном месте.

Он в упор смотрел волчьими глазами. Мне стало жутковато, словно меня, в самом деле, рассматривал матерый вожак голодной волчьей стаи.

– У меня хорошая память, – проговорил он медленно. – Да-да, хорошая.

Я вышел все на тех же непослушных ногах. Даже мимо Вероники прошел, удержавшись от страстного желания провести пальцем хотя бы по поверхности ее стола.

Конон что-то уж очень суров. А если что-то ощутил и он?

Ближе к концу рабочего дня начали съезжаться гости. Основное священнодейство в тени огромного дуба, возле мангала, за главным антикварным столом, а мы, боты, тоже за столом, хоть и попроще, в двух десятках шагов в стороне, но тени дуба хватает и для нас.

Здесь, в непринужденной обстановке, когда кто за столом с кружкой пива в руках, кто развалился в кресле-качалке, а кто и вовсе разлегся на травке, разговоры текут неспешные, довольные, прерываемые то Нюркой, то ароматным запахом со стороны мангала.

– Мир придет к руководству аристократии, – рассуждал Сергей. – Все идет к тому… Вот я – аристократ, хотя и понимаю, что все люди – братья… Ты понял, скотина?

– Мне казалось, – возразил Антон, он совершенно не обратил внимания на «скотину», – что все как раз наоборот! Все еще больше раскрепотуриваются, средний человечек уже и вовсе не средний, а ниже нижнего, но правит именно он…

Сергей энергично обрубил:

– В том-то и дело! В том-то и дело!.. Ведь у нас как было? При советской власти? Весь простой человечек знал, что Штаты – это зло, а вот интеллигенция тайком уверяла, что Штаты – это полное и лучезарное счастье. Но когда границы рухнули, все переменилось. Простой человечек, которому для полного счастья ничего не надо, кроме полного корыта пойла и голых баб, стал визжать от счастья, что Штаты – это полное и лучезарное счастье, но наша интеллигенция, которой для счастья этого мало, вдруг да возроптала…

– Ну и что? – возразил Антон. – Всегда ропщут. Кинь мне бутылочку, вставать лень…

– Лови… Эх, не попал, я ж целил в голову… Этот правящий маленький человечек уже осточертел. Заметь, с каждым новым президентом этот человечек все мельче. И правят обществом все более мелкие идеи, хотя назвать их идеями – оскорбить некогда гордое имя. Вот-вот грянет бунт меньшинства против большинства по самую задницу счастливых людей! Понял, Баймер? Может быть, слабаешь такую баймуху?

Я мотнул головой.

– Нет, политика меня не интересует.

– Чудак, это ж социальный заказ! Ну, хошь, это будет личный заказ нашего босса?

Я снова помотал головой.

– Вам что надо, чтоб было по-вашему или чтоб работа была сделана?

Сергей расхохотался. Молчаливый Иван поднялся, завидя подъезжающую с тележкой Нюрку, помог ей перегрузить на стол бутыли. Я лежал на траве, отсюда различил только характерные бутылки шампанского, остальное – коньяки, ром, джин, всевозможные вина в самых причудливых бутылках, хитроумные изделия стеклодувов…

Пить, мелькнуло у меня в голове, у нас в России – признак гражданского мужества! Помню, слышал определение, что взрослость наступает тогда, когда количество выпитого не преувеличивают, а преуменьшают. И все же эти взрослые и с виду очень солидные дяди наперебой рассказывают, кто и сколько выпил на презентации, форуме, встрече, конфе, симпозии… С гордостью рассказывают! Это считается пьянством только во всяких зачуханных странах, зато в нашей уникальной России – это признак доблести и отваги. Мол, нас угнетает князь, царь, генсек, президент – а нам все по фигу, пойдем щас и жахнем водочки. И плевать на это общество, которое нас не устраивает! Вот не будем делать, как они хотят, гады. Не устраивают нас, тонких и ранимых, ценности этого общества – пойдем и напьемся в знак протеста! Можно даже глубокую философью базу подвести, что-нибудь о непротивлении злу насилием или индирагандизме. Так что пить будут. И глупо звучат предостережения врачей о печени алкоголика. Нам жизнь не дорога, мы – крутые, отважные, беспечные, бесшабашны-ы-ыя. Так что не с того конца берутся эти идиотики пропаганду крутить. А вот сделать пьянство и даже выпивонство признаком человека слабого, неумного – это да, этого мы все страшимся!

А в нашем мире, вдруг мелькнула яркая, как молния, мысль, пить не будут.

Сергей с бутылкой пива в широкой ладони подсел ко мне, сказал наставительно:

– Не можешь подобрать ключ к сердцу женщины? Попробуй подобрать к другому месту. Вон Конон подбирать умеет…

Я проговорил сдавленным голосом:

– Если бы у меня были его миллионы…

– Дело не в миллионах, – возразил Сергей. – Он и сейчас еще может подойти к красотке на улице или в магазине, наговорить ей сорок бочек арестантов, она развесит уши и сама не заметит, как доверчиво положит ему ноги на плечи!.. Не думаю, что Вероника встречает его с распростертыми ногами лишь потому, что у него миллионы.

Я пробормотал:

– А при чем здесь Вероника?

– Да ладно тебе, – бросил он. – Я ведь уже заметил, что ты к ней неровно дышишь. Вчера заметил я, завтра заметят другие. Хуже, когда заметит Козаровский…

– А ему что?

– Да так, – ответил он неопределенно. – Козаровский из всего извлекает выгоду.

Он похлопал меня по плечу, пальцы как у киборга, ушел к общему веселью. Настроение у меня упало. Даже охлажденное пиво, в самом деле высшей марки, показалось горьким.

Конон прохаживался вокруг дуба с кем-либо из гостей, иногда удалялся с ними к особняку или даже ненадолго исчезал в нем, но держался нараспашку, демонстративно веселый, раскованный, с бутылкой пива в руке. Помню, как-то он объяснял: для улучшения пищеварения пью пиво, при отсутствии аппетита – белое вино, при низком давлении – красное, при повышенном – коньяк, при ангине – водку. Тогда еще Сергей спросил с наивной ехидцей, в каких случаях шеф пьет воду, но Конон, подумав, ответил, что такой болезни у него еще не было.