Будущее - Глуховский Дмитрий Алексеевич

Надо соскочить с этой блядской карусели!

Надо взять себя в руки! Надо пропороть толпу!

- Три минуты до отправления поезда.

Этот поезд – последний. На него нельзя опоздать.

Я закрываю глаза и представляю, что стою по пояс в зеленой траве.

Вдох… Выдох…

А потом двигаю наугад кому-то в челюсть, другого отбрасываю в сторону, локтем вклиниваюсь между телами – они сначала напрягаются, но потом обмякают, а я, наоборот, крепну, каменею, пропахиваю поле, давлю, топчу, разрываю…

- С дороги, твари!

- Полиция!

- Пропустите его, он ненормальный…

- Что вы делаете?!

- Да я тебя сейчас…

- Это клаустрофобия! У него приступ, у моей жены клаустрофобия, я знаю…

Но куда я еду?

- Какой это маршрут? – оборачиваюсь я к соседу – тридцатилетнему бородачу в фиолетовом пиджаке. – Какой это был гейт?

Мы все выглядим, как тридцатилетние, за исключением тех, кто молодится.

- Семьдесят второй, – отвечает тот.

Вот как.

Ошибся платформой. Перепутал «Ориент-Экспресс» с поездом до Освенцима. Надо было слушать, когда судьба советовала мне отойти от вагона.

Следующая остановка может быть где угодно – за двести, за триста километров отсюда. Составы полностью автоматические, их не остановить. Пока я доеду до ближайшей станции, дождусь обратного поезда, вернусь в хаб… Операция пройдет без меня. Выслужится другой, а я останусь отбывать пожизненное в своей одиночке с видом на прогаженную детскую мечту.

Я, похоже, застрял в моменте, где мне сообщили, что я сел не на тот поезд; земля со скрежетом проворачивается дальше, а я все еще вишу на стоп-кадре – с открытым ртом пялюсь на бородатого. Он сначала пытается притвориться, будто так и надо, но потом не выдерживает.

- Что-то хотели?

- Очень красивый пиджак, – рассеянно говорю ему я. – Не говоря уже о бороде.

Он приподнимает бровь.

Пока я доберусь до этой башни, операция точно уже закончится; если их там всего двое, звену вряд ли понадобится больше десяти минут. Мало того, что я все пропущу, мне потом еще и придется оправдываться. Решат, что я сдрейфил: никто же не поверит, что я не выполнил задание, потому что перепутал гейты. Для такого надо быть полным идиотом.

- А у тебя рубашка отличная. И нос милый. Такая римская горбинка… – задумчиво произносит бородач. – Супер.

- Это перелом, – автоматически откликаюсь я.

Что лучше – показаться тем, кто доверяет тебе секретную миссию, идиотом – или трусом? Непростой выбор, надо поразмыслить, принять взвешенное решение.

Поезд несется, ныряет меж смазанных башен. Табло показывает: скорость 413 км/ч.

- Выглядит мужественно, – уважительно кивает фиолетовый. – А я себе шрамы сделал.

- Где?

- На груди и на бицепсах. Пока на этом остановился, хотя были и еще идеи. Слушай, а сколько стоит так нос оформить?

- Мне бесплатно сделали. По знакомству, – шучу я.

- Везет. А я целое состояние выложил. Они мне все предлагали объемное тату, но это же вчерашний день. А шрамирование возвращается.

- У меня есть пара знакомых, которым будет приятно это слышать.

- Правда? Шрамирование – чистый секс. Так первобытно.

Задача. Дано: гребаный поезд мчится в неправильном направлении со скоростью 413 километров в час. Вопрос: на какое расстояние я забился глубже в задницу, пока бородатый говорил «Шрамирование – чистый секс»? Решение: нужно разделить четыреста тринадцать на шестьдесят (узнаем, сколько поезд проезжает за минуту), а потом еще на двадцать (потому что бородатому нужно примерно три секунды, чтобы изречь эту мысль). Ответ: примерно на триста метров.

И я ничего не могу поделать.

- Неверный маршрут, – сообщает мне коммуникатор. Доброе утро, падла.

На экранчике все еще висит вызов, издевательски мне подмигивая.

- У тебя глаза просто супер, – говорит фиолетовый. – Может, поедем ко мне?

Я осознаю, что все время нашего с ним разговора мы прикасаемся друг к другу всем, кроме рук; мы близки так, как только могут быть близки кузнечики в пачке, как сардины в банке. И вот фиолетовый хочет продолжить со мной эту рыбью любовь.

- Прости, – цыкаю я. – Я как-то по девочкам.

- Ну не разочаровывай! – морщится он. – Девочки – это вчерашний день. У меня целая куча друзей раньше с телочками чпокались, а теперь соскочили, все равно без смысла. Недовольных нет…

Его борода щекочет мне ухо.

- Ты же скучаешь… Я же вижу. Иначе зачем бы ты стал со мной заговаривать, а?

Угриным движением разворачиваюсь, оказываюсь с ним лицом к лицу, хватаю бороду в кулак, рву вниз, пальцем вжимаю ему кадык.

- Послушай-ка, ублюдок, – шиплю я. – Скучаешь, похоже, ты. Своим больным дружкам можешь массировать простату до посинения. А я – нормальный. И еще: у меня в кармане шокер, я тебе сейчас его засуну туда и проверну пару раз, чтобы ты не скучал.

- Эй… Ты что, приятель?!

- Вас, фиолетовых, и так слишком много развелось, если один в давке перен…

ОТРЫВОК 9 - Шарлотта

- Что уставился, бородатый? Нравится?

Шарлотта неуверенно хихикает.

- Давай-давай, можешь подглядывать, я не против.

- Ты какой-то напряженный сегодня, – осторожно замечает Шарлотта. – Давай, может, по бокальчику?

- Я уже по бокальчику, – говорю я. – Тут главное не перестараться. Или ты на это и рассчитываешь?

- Ну не-ет, – кокетливо тянет она. – Я-то как раз рассчитываю на другое!

- Ладно, уговорила. Текила есть?

- Как всегда.

Она наливает себе какую-то легкомысленную муть, а мне – двойной шот. Рисково: я и так уже проспиртован до воспламеняемости, со мной теперь нужно нежно, как с ручной гранатой. Может, Шарлотта надеется, что я просто усну? Но с текилой никогда ничего не бывает просто.

На ней – крохотные белые шортики и свободная рубашка вроде мужской. Поджарая загорелая сучка, остриженная словно под горшок, вороненые волосы лоснятся, накладные ресницы одним взмахом поднимают вихрь, глаза драматически обведены, словно Шарлотта только что сбежала от Фрица Ланга.

- Расстегни рубашку, – цежу я.

ОТРЫВОК 10 - Полицейский

А если террорист в толпе? Если бомба у него? Что за бред?!

Хочу сказать об этом полицейскому, но затыкаюсь на полуслове. Он меня не послушает, и потом, он все равно ничего не решает. Я тут не мир спасаю, у меня свои дела. Поскромнее.

- Мне нужен транспорт! – я хватаю его за ворот. – Любой!

Вдруг замечаю открытый шлюз, а в проеме – присосавшийся к внешней стене башни полицейский турболет. Оттуда-то они и валят.

Вот он, шанс.

- Маршем! – шепчу я себе.

Отпускаю его и двигаю к шлюзу. По пути натягиваю на себя маску. Меня больше нет; Аполлон за меня. Голова становится легкой, мышцы поют, словно стероидами обколоты. Некоторые считают, что мы носим маски ради анонимности. Чушь. Главное из всего, что они дают – свобода.

Полицаи при виде Аполлона расступаются и как-то вообще скукоживаются. У нас с ними непростые отношения, но сейчас не до церемоний.

- Забудь о смерти!

- Что надо? – навстречу, поднимая забрало шлема, шагает могучий бычара. Старший, наверное.

- Мне необходимо срочно попасть в башню «Гиперборея».

- Отказать, – насупленно отбрехивается он сквозь амбразуру своего шлема. – У нас спецоперация.

- А у меня – поручение замминистра. Из-за вашего бардака все и так на грани срыва.

- Исключено.

Тогда я делаю ход конем – хватаю его за запястье и тычу ему в руку сканером.

- Эй!

Звонит колокольчик.

- Константин Райферт 12T, – определяет сканер, прежде чем Константин Райферт 12Т успевает выйти из ступора. – Беременностей не зарегистрировано.

Бычара наконец отдергивает руку и пятится от меня, словно я чумной.

- Послушай, Райферт, – говорю ему я. – Подбрось меня до «Гипербореи», и я забуду твое имя. Продолжай кобениться и на работу завтра можешь не приходить.

- Много о себе думаешь, – рычит он. – Ваши не вечно министрами будут.

- Вечно, – заверяю его я. – Мы же бессмертные.

Он еще молчит и демонстративно скрежещет зубами, но я-то понимаю – это для маскировки, чтобы не было слышно тихого хруста, с которым я переломил ему хребтину.

- Ладно… Туда и обратно.

Рядом к стене пришвартовывается еще один такой же аппарат – рама с четырьмя винтовыми турбинами и капсула с пассажирами. Но вместо полиции в проем шлюза прыгает какая-то телочка с надписью «Пресса», туго натянутой на задранный бюст.

Прячусь внутрь капсулы. Не люблю этих шлюх.