Самый далекий берег - Бушков Александр

Вообще-то, как успел заметить Кирьянов, погрузка шла не столь уж и бездарно: крановщик проворно орудовал стрелой, стропальщики ловко цепляли тросы, сетчатые шары один за другим уплывали в кузов, словно сами собой укладываясь в строгом порядке. Но бравый Пздюк, надо полагать, был из того подвида бессмертных унтеров, что без мата-перемата ни одной простейшей команды отдать не способны.

– Мужики! – рявкнул Пздюк. – То есть, прошу деликатно прощенья, господа офицеры! Его превосходительство с их превышеподобием почесали тут бошки и решили, что вы за такое дело достойны медалей. Щас мы награжденьице-то произведем…

Он снял с плеча кожаную сумку и пошел вдоль недлинной шеренги, кладя каждому в руку некий предмет и громогласно поясняя:

– Медалюха не то чтобы старшая, но и не последняя, верно вам говорю, почетная, чтоб мне глар-коменданта в жизни не получить! Поздравляю и всякое такое!

Кирьянов разглядывал доставшуюся ему столь нежданно регалию: твердый кружок, словно бы из черного дерева, изукрашенный прорезными узорами, на длиннющем черном шнурке. Пздюк пояснил:

– Вы уж извините, шнурок не стали вязать в конкретную позицию. Я ж не знал, что это вы опять приедете. Мало ли кого прислать могли… Был тут один хмырь, так у них носить на шее не то что медаль, а вообще чего бы то ни было – жуткое западло и оскорбление расы, они свои награды привешивают исключительно к левому плечу… А то был еще один… В общем, вы сами пришпандорьте, как вам почетнее, главное – награждение официальное, никак не кидалово…

Транслятор мог творить чудеса по части подыскания точных эквивалентов, одного он не мог: добавить говорящему интеллекта. Если кто-то изъяснялся простонародными оборотами, то другой именно это и слышал…

Подтолкнув Кирьянова локтем, Шибко негромко сказал:

– Что задумались, мон шер? Вяжите петельку и вешайте на шею. Медалька, конечно, не межгалактическая, местного значения, но все равно ношение не возбраняется – правда, ниже наград Содружества, однако какая разница?

Подавая пример, он проворно завязал петлю и накинул шнурок на шею, заключив:

– Как говорится, награда нашла героя… Везет вам, обер-поручик – в первом же деле цапнули регалию. Иногда их долгонько ждать приходится. А вообще, если хотите увидеть редкостное зрелище, дождитесь какого-нибудь торжественного дня, когда все облачаются в парадку и прицепляют знаки отличия от низшего до высшего… Пздюк, дружище! Тебе не кажется, что вокруг стало удручающе сухо? Я бы сказал, вызывающе сухо…

Пздюк разразился длинным булькающим гоготом, на который транслятор никак не отреагировал ввиду его нечленораздельности, потом жизнерадостно заорал:

– Шибко, ты меня держишь за скрягу или за идиота?! Ну конечно, вызывающе сухо! Я бы сказал, похабно сухо! Эй, Чалли-второй! Ну-ка, живенько волоки сюда мою торбу, да смотри не урони, а то загоню в болото голой задницей чуялов приманивать! Одна нога здесь, другая тоже тут!

Чернокожий солдат в форменном зеленом балахоне почтительной трусцой подбежал к ним, неся на вытянутых руках весьма объемистую сумку. Пздюк потер длинные узкие ладони, на миг сделавшись совершенно неотличимым от земного выпивохи, и принялся извлекать оттуда объемистые черные бутылки, стопку чашек-полушарий, какие-то прутики, унизанные темно-коричневыми и белыми кусочками, пахнувшими непривычно, но аппетитно. Импровизированный походный достархан составился как бы сам собой, и в чашки хлынула пенистая синяя жидкость. Кирьянов украдкой оглянулся на сослуживцев. Похоже, все было в порядке – на лицах окружающих читалось приятное предвкушение и ничего более.

Тогда он решился и, подражая окружающим, опорожнил чару единым духом. Если прилежно проанализировать ощущения – а русский человек в этом плане обладает богатейшим опытом, – то синее питье имеет генетическое родство скорее с брагой, чем с самогоном. Привкус был незнакомый, но в глотку прошло легко, вопреки расхожей поговорке о кольях и сокольях, и приятное тепло распространилось по телу, завершив странствия под черепной коробкой, где произвело легкий шум.

После третьей он как-то перестал уже замечать, что Пздюк – экзотический негуманоид, что небо над головой – белесо-серое, а облака – зеленые. В хорошей компании такие мелочи не имели никакого значения.

Глава седьмая

И все красотки мира…

Гуляла русская душа… С примесью еврейской, в лице старшего капитана Абрама Соломоновича Каца, тоже мимо рта не проносившего, коли уж налито.