Самый далекий берег - Бушков Александр

– Митрофаныч, – серьезно сказал майор. – А это не есть разглашение?

– Ух ты тютя моя, пусенька! – рявкнул оружейник, облапив его шею. – Кого ловишь, дурашка? Информация о Тухачевском с подельниками переведена из «железного кабинета» в спецхран относительного доступа циркуляром номер три-восемь-семь дробь два-пять от шестнадцатого ноль шестого шестьдесят девятого, подпись – гран-полковник Белосельский, печать приложена! Так-то, салажка… А то б разинул я хайло, жди…

Его так и кренило на ступеньки. Майор со вздохом поднялся:

– Помогите уж телепортировать болезного…

Кирьянов взялся помогать. Митрофаныч, пока его где вели под белы рученьки, где тащили ногами по земле в сторону поселка, особо не сопротивлялся, упоенно бормоча что-то в сущей экзальтации. Насколько удавалось понять из членораздельно произнесенного, он искренне полагал сейчас, что шагает в колонне торжественного парада в честь неведомого Кирьянову Одиннадцатого Июля. Здравицы выкрикивал, перемешивая не просто знакомые – громкие имена с совершенно неизвестными, лозунги скандировал, в конце концов с огромным воодушевлением заорал:

• Под знаменем партийного доверия
• любой к борьбе и подвигам готов!
• Нас в звездный путь ведет товарищ Берия,
• о нас заботится товарищ Маленков!
• Даем пример ударного труда!
• Средь звездных россыпей освоенной Галактики
• Сияет красная советская звезда!

Потом совершенно неожиданно принял стойку «смирно» – а поскольку как раз в этот момент оба носильщика ослабили хватку, убаюканные мнимой покладистостью ноши, Митрофаныч рухнул навзничь на землю, в высокую траву, но это его нисколечко не смутило, он продолжал браво орать:

• Пускай вдали остались зимы с веснами!
• Мы вечной правдой сталинской сильны!
• Без устали идут путями звездными
• Сыны могучей молодой страны!

– Слушайте, – сказал Кирьянов. – Ведь перебудит всех, нарвемся…

– Милейший обер-поручик, вы недооцениваете старую закалку, – чуть пошатываясь, ответил майор Стрекалов. – Хотите фокус?

Он склонился над поющим манифестантом и явственно произнес ему в ухо:

– Комендантский патруль поблизости!

Митрофаныч мгновенно умолк, словно повернули выключатель, воцарилась оглушительная тишина. Затаившись в траве, оружейник, такое впечатление, даже дышать перестал.

– Видели? – сказал майор с неподдельным уважением. – Старая школа. Беритесь, мы его черным ходом затащим… А потом, может, выпьем за знакомство?

– Благодарствуйте, – сказал Кирьянов. – С удовольствием.

Он все еще был преисполнен доброты к окружающему миру.

Глава тринадцатая

Дни леммингов

Повинуясь мяукающему сигналу, сопровождаемому отчаянным миганием зеленой лампочки, он осторожно стиснул затянутыми в перчатку пальцами круглый рубчатый верньер и повернул его на три деления вправо. И ничего особенного не произошло, ничего не изменилось, разве что сигнал больше не мяукал и лампочка потухла до времени.

Он достал из нагрудного кармана пачку и сунул в рот сигарету. Пальцы с «Золотой Явой» беспрепятственно миновали чуть заметно мерцавшую вокруг его головы полусферу неведомого поля – а может, и не поля, возможно, это было нечто вроде марлевой повязки, отсекавшей из окружающего воздуха, мало чем отличавшегося от земного, зловредных микробов и прочий мусор.

Планета была кислородная, но на этом ее достоинства исчерпывались целиком и полностью. Кирьянов еще ни разу не высаживался на столь неприятном «шарике» – и это определение было еще чересчур деликатным…

Небо над головой было желто-багровое, по нему тянулись длинные разлохмаченные буро-лиловые полосы – а вполне может оказаться наоборот, и буро-лиловые полосы как раз и есть кусочки небосклона, проглядывающие сквозь скопище желто-багровых облаков… За двое суток они так и не смогли определить, как же именно обстоит, где атмосфера, а где облака, на глаз не понять, с равным успехом может обернуться и так, и этак. А впрочем, какая разница? Им здесь все равно не жить, да и работать осталось всего ничего, Шибко уверяет, что смена непременно прибудет еще до захода здешнего светила (которое так и не удалось ни разу лицезреть, оно скрывалось где-то в пелене, нисколечко не проглядывало).

Справа и слева вздымались горы, скопище зазубренных пиков, которые не покорились бы и опытному альпинисту – коричневые и серые нагромождения сплошных острых граней, копьевидных вершин, отвесных склонов, глубоких пропастей, вертикальных поверхностей. Не так уж далеко за спиной они сходились в узенький проход – а перед героическими звездорубами лежала длинная равнина с полкилометра шириной, и равнину эту перегораживала цепочка из восьми очередных тачек.