Пёс войны и боль мира - Муркок Майкл

Он снова заговорил:

— Это общеизвестно…

— Всем. Но не мне…

— Защищайся.

— Я чужой здесь, — объяснил я. — Я искал гостеприимства у владельцев замка. Я ничего не сделал в этом необитаемом месте. Всему причиной моя неосведомленность. Но я не испытываю сожаления.

Я приготовился ударить моего коня шпорами.

Второй всадник повернул ко мне мертвенно бледное лицо.

Холодные глаза, полностью лишенные намека на жизнь, уставились на меня.

Я остолбенел и вдруг почувствовал, как недавно съеденный завтрак подкатывается к горлу.

Он произнес:

— Как ты оказался здесь? Ты заключил соглашение?

Я попытался ответить ему в подобном же тоне:

— Я прибыл сюда, как вы видите, на своем коне. С владельцем этого замка, как вы могли бы догадаться, меня ничего не связывает.

Я взглянул на карету в надежде, что в ее окне появится хозяин замка и этих странных людей.

— Но я еще раз повторяю, что не совершил ничего дурного и не испытываю никакого сожаления по поводу того, что немного воспользовался припасами замка: съел немного сушеного мяса, задал своему коню овса и воды и прочел пару книг.

— Никакого сожаления, и он знает это… — сказал третий всадник.

Они засмеялись. И это звучало зловеще.

— Я не знаком с вашим господином. Совершенно невозможно, чтобы я его знал.

— Но он, без сомнения, знает тебя.

Их насмешки, и злое издевательство надо мной по поводу вещей, известных только им, поколебали мое спокойствие и вывели из себя.

— Если вы позволите мне приблизиться и представиться, выяснится, кто прав.

Не то, чтобы у меня было особенное желание разговаривать с сидящими в карете, но если мне все же придется возвращаться, то лучше это сделать в мирной обстановке, чтобы, если посчастливится, найти достойное применение своему мечу.

— Ты не должен приближаться, — сказал первый всадник.

— Ты должен возвратиться обратно вместе с нами.

Я обратился к ним с фальшивым дружелюбием:

— Я уже достаточно долго испытывал ваше гостеприимство, теперь для меня настало время уезжать.

Про себя я усмехнулся. Сейчас я, как всегда, мыслил так же трезво, как и всегда, когда сталкивался с какой-нибудь сложной проблемой. Во мне было достаточно хладнокровия, свойственного профессиональным солдатам, чувствующим, что смерть неизбежна.

— У тебя нет выбора, — сказал всадник.

Он взмахнул своим копьем — это было едва уловимое движение.

Я пригнулся в седле и мысленно поздравил себя с тем, что еще жив.

— Я признаю только свой выбор, господин, — заявил я.

Я пришпорил своего коня так, что он скакнул вперед.

Они были готовы к чему угодно, только не к тому, к чему вынуждал их я. Я понял, что схватки они не ждут.

В одну секунду я прорвал их ряд. Никто из них даже не воспользовался своим копьем, и теперь я попытался прорваться сквозь гущу монахов. Нескольких из них я опрокинул. Они не отступили, но и не выпустили канатов, за которые тянули карету, из рук, что не давало мне возможности беспрепятственно проехать между ними. Казалось, они скорее готовы были умереть от моего меча, чем покинуть свои места.

Я был вынужден замедлить свое продвижение и снова оказался лицом к лицу со всадниками.

Они были не боеспособны, эти люди, и продвигались не достаточно быстро. Я снова решил, что они что-то скрывают, ведь на самом деле было достаточно одного движения их рук, чтобы остановить меня… Они казались настолько беспомощными, что их копья можно было отбить несколькими взмахами меча.

Я использовал массу своего коня, чтобы растолкать тесно столпившихся монахов. Их тела оказывали заметное сопротивление.

И снова я подстегнул моего боевого коня.

Позволив ему скакать вперед, я опрокинул трех монахов.

Конь перемахнул сначала через один, а затем через другой туго натянутый канат и устремился вниз по поросшему травой склону холма, в то время как группа всадников все еще пребывала в нерешительности, оставлять ли им кортеж и начать погоню за мной…

Впереди промелькнул парапет террасы, и на пути возникло несколько статуй, затем последовал крутой спуск по склону.

Но удача, казалось, снова изменила мне. Я попытался вытащить один из пистолетов и выстрелить в воздух, чтобы испугать лошадей. Навряд ли мне удалось бы сдержать их натиск, если хотя бы один из них достиг меня.

Конь подо мной вдруг встал, как бы раздумывая, в какую сторону скакать. Я выпрямился в седле, глядя на приближающиеся сверкающие острия копий, которые ясно выделялись, благодаря вымпелам.