Человек в высоком замке - Дик Филип К.

Впереди уже была Европа.

«Как быстро, — подумал он. — Мы сделаем посадку на аэродроме Темпельхоф примерно через семь минут. Интересно, чего же я добился?»

Он глядел на то, как быстро приближается земля.

«Теперь очередь за генералом Тадеки. Что он сможет предпринять на Родных Островах? Мы, по крайней мере, сообщили ему эту информацию. Мы сделали то, что могли. Однако особых причин для оптимизма нет, — подумал он. — Вероятно, японцы ничего не смогут сделать для того, чтобы изменить курс германской внешней политики. В правительстве у власти Геббельс, и, скорее всего, это правительство удержится. После того как оно укрепит свое положение, оно снова вернется к идее «Одуванчика». И еще одна важная часть планеты будет уничтожена вместе со всем населением ради сумасшедших идеалов фанатиков. В сущности, можно предположить, что они, фашисты, уничтожат всю планету, оставят на ее поверхности лишь один стерильный пепел. Они на это способны: у них есть водородная бомба. Несомненно, в конце концов, они так и сделают. Их образ мышления ведет к этой «Гибели богов». Возможно, что они даже жаждут этого, активно стремятся к этому фатальному светопреставлению, уничтожению всего на свете. Что же оставит после себя этот безумный Третий Рейх? Будет ли он причиной конца всей жизни на Земле, любого ее проявления, повсюду? И наша планета станет мертвой планетой от наших же собственных рук?»

Он не мог в это поверить.

«Даже если вся жизнь на нашей планете будет уничтожена, то должна же быть где-то еще другая жизнь, о которой мы просто ничего не знаем. Невозможно, чтобы наш мир был единственным. Должны быть и другие миры, нами не замеченные, в другой области пространства либо даже в другом измерении, а мы просто не в состоянии их постичь. Даже если я не смогу доказать этого, даже если это не логично, я верю в это», — сказал он себе.

Громкоговоритель объявил:

— Майнен дамен унд геррен, ахтунг, битте… Внимание…

«Мы заходим на посадку, — сказал про себя капитан Вегенер. — Я совершенно уверен в том, что меня встретят агенты СД. Вопрос только в том — какую из группировок они будут представлять? Поддерживающую Геббельса или Гейдриха? Допуская, что генерал СС Гейдрих еще живой. Пока я на борту этого корабля, его могли окружить и пристрелить. Все происходит так быстро во время переходного периода в тоталитарном обществе. В фашистской Германии быстро составляются списки лиц, перед которыми прежде большинство трепетало…»

Несколькими минутами позже, когда ракета приземлилась, он встал и двинулся к выходу, держа пальто в руке.

Перед ним и позади него шли возбужденные быстрым перелетом пассажиры.

«Среди них, — размышлял он, — на этот раз нет молодого художника-нациста, нет Лотца, который изводил меня своим мировоззрением, уместным только для кретинов».

Служащие, облаченные в авиаформу, как заметил Вегенер, такую же, как и у самого рейхсмаршала, помогали всем пассажирам спуститься по наклонному трапу на поле аэродрома.

Там, у входа в здание аэровокзала, стояла небольшая группа чернорубашечников.

«За мной?»

Вегенер стал медленно отходить от ракеты.

На балконе здания аэровокзала встречающие — мужчины и женщины, дети, многие из них размахивали руками, что-то кричали, особенно детвора.

Отделившись от остальных, к нему подошел один из чернорубашечников, немигающий блондин с плоским лицом, со знаками различия морской СС, щелкнул каблуками сапог выше колена и отдал честь.

— Их битте, мих, цу энтсшульдиген. Зинд зи вихт капитан Рудольф Вегенер, фон дер Абвер?

— Извините, — ответил Вегенер. — Я — Конрад Гольц, представитель АГ Хемикалиен по сбыту медикаментов.

Он попытался пройти мимо.

Двое других чернорубашечников, той же марки, подошли к ним.

Теперь рядом с ним были уже трое, так что, хотя он и продолжал все так же идти в избранном направлении, практически он находился под конвоем.

У двоих эсэсовцев под плащами были спрятаны автоматы.

— Вы — Вегенер, — сказал один из них, когда они все прошли в здание.

Он ничего не ответил.

— У нас здесь автомобиль, — продолжал эсэсовец. — Нам приказано встретить вашу ракету, связаться с вами и немедленно отвезти к генералу СС Гейдриху, который в настоящее время вместе с Зеппом Дитрихом находится в штабе одной из дивизий СС. В особенности нас предупредили, чтобы мы не позволили вам подойти к каким-либо лицам из вермахта или партийного руководства.

«Значит, меня не пристрелят, — сказал себе Вегенер. — Гейдрих жив, находится в безопасном месте и пытается усилить свои позиции в борьбе против правительства Геббельса. Может быть, правительство Геббельса все-таки падет».

Его затолкали в ожидавший их эсэсовский штабной лимузин фирмы «Даймлер».

«Отряда флотских эсэсовцев, неожиданно ночью сменивших охрану рейхсканцелярии, вполне достаточно. Тотчас же все полицейские участки Берлина выплюнут вооруженных людей из СД во всех направлениях — прежде всего чтобы захватить радиостанцию, отключить электропитание, закрыть Темпельхоф. Грохот тяжелых орудий во тьме на главных улицах. Но какое все это имеет значение. Даже если доктор Геббельс свергнут и операция «Одуванчик» отменена? Они все еще будут существовать, эти чернорубашечники, нацистская партия, проекты, если не на Востоке, то где-то в другом месте, на Марсе или на Венере. Не удивительно, что мистер Тагоми не смог этого вынести, — подумал он, — ужасной дилеммы нашей жизни. Что бы ни случилось, все будет злом. Для чего же тогда бороться? Зачем выбирать, если все альтернативы одинаковы? Очевидно, мы все-таки будем продолжать в том же духе, как и прежде, изо дня в день. В данный момент мы действуем против операции «Одуванчик». Потом мы будем бороться за то, чтобы одолеть полицию. Но мы не можем сделать все сразу, должна быть определенная последовательность, непрекращающийся процесс. Мы сможем воздействовать на исход, только делая выбор перед каждым очередным шагом. Мы можем только надеяться, — думал он, — и стараться изо всех сил. Где-нибудь, в каком-нибудь другом мире, все совершенно иначе. Там дело обстоит лучше: есть ясный выбор между добром и злом. А не эта туманная путаница, которая затрудняет возможность выбора, особенно когда нет соответственного орудия, с помощью которого можно было бы отделить переплетенные между собой составляющие. У нас совсем не идеальный мир, который нам нравился бы, где легко было бы соблюдать моральные принципы, потому что было бы легко распознать нарушение их. Где каждый мир мог бы безо всяких усилий поступать правильно, так как мог бы легко обнаружить очевидное».