Краем глаза - Кунц Дин

Гостиная больше не служила спальней. Больничную кровать Перри увезли, кровать Пола унесли в комнату наверху, где он и провел три последние ночи, пытаясь уснуть.

Пол поднялся наверх, чтобы снять темно-синий костюм и сильно сбитые черные туфли.

На ночном столике нашел конверт. Пол предположил, что конверт положила туда Ганна, вытащив из кармана аптечного халата перед тем, как отправить его в стирку. В конверте лежало письмо об Агнес Лампион, которое Пол написал преподобному Уайту.

Ему так и не представилась возможность зачитать письмо Перри и подкорректировать его, следуя ее советам. И теперь, проглядывая ровные строчки своего каллиграфического почерка, он все более убеждался во мнении, что слова эти — пустые, глупые, неуместные.

Хотя у Пола появилось желание порвать письмо и бросить в корзинку для мусора, он знал, что горе туманит рассудок, и, возможно, чуть успокоившись, он придет к выводу, что напрасно придирался к содержанию письма. Поэтому вернул его в конверт, а последний положил в ящик ночного столика.

В том же ящике лежал пистолет, который он держал дома для самозащиты. Пол долго смотрел на него, решая, то ли спуститься вниз и перекусить, то ли покончить с собой.

Пол вытащил пистолет из ящика. Оружие не стало продолжением его руки, как сплошь и рядом случалось с героями приключенческих романов.

Он боялся, что самоубийство — билет в ад, и он знал, что безгрешная Перри не дожидается его в тех мрачных краях.

Цепляясь за отчаянную надежду вечного союза, пусть и не в этом мире, Пол отложил пистолет, пошел на кухню и сделал себе сандвич: хлеб, сыр, маринованные огурчики.

Великолепные, достойные богов, зубы Нолли Вульфстэна, частного детектива, уж очень выделялись на лице, которому природа уделила слишком мало внимания и заботы.

Белые, как зима в стране викингов, эти великолепные «кор-моизмельчители» напоминали ряды зерен кукурузы, выложенных на стол Одина. Превосходные окклюзивные поверхности. Совершенные режущие края. Малые коренные зубы, словно сошедшие со страниц учебника, составляли идеальную композицию с молярами и клыками.

Прежде чем стать инструктором лечебной физкультуры, Младший собирался было выучиться на дантиста. Отвращение к неприятному запаху изо рта, свойственному людям с болезнями десен, отвратило его от стоматологии, но он мог по достоинству оценить такие превосходные зубы.

И десны у Нолли были под стать последним, крепкие, розовые, без признаков рецессии, плотно облегающие шейки зубов.

Такое великолепие не дается от рождения. И денег, которые Нолли потратил на приобретение такой вот улыбки, какому-нибудь удачливому дантисту вполне хватило на то, чтобы долгие годы дарить украшения своей любовнице.

К сожалению, ослепительная улыбка только подчеркивала недостатки лица, с которого она сияла. Бугристого, в оспинах, с бородавками, с синим от пробивающейся щетины отливом щек. Тут не могли помочь и лучшие, специализирующиеся на пластических операциях хирурги, вот Нолли и бросил все имеющиеся у него финансовые ресурсы на дантистов.

Пятью днями раньше, решив, что беспринципный адвокат знает, где найти не менее беспринципного частного детектива, пусть и в другом штате, Младший обратился за помощью к Саймону Мэгассону, позвонив ему в Спрюс-Хиллз. Отпали у Младшего и последние сомнения в том, что существовало братство уродов, члены которого всемерно помогали друг другу в бизнесе. Мэгассон, большеголовый и пучеглазый, рекомендовал Младшему Нолли Вульфстэна.

Нависнув над столом, заговорщицки наклонившись к клиенту, поблескивая свиными глазками, Нолли с интонациями людоеда, делящегося своим любимым рецептом приготовления жаркого из детей, произнес:

— Я готов подтвердить ваши подозрения.

Младший пришел к этому сыщику четыре дня тому назад с просьбой, от которой стало бы не по себе любому уважающему себя частному детективу. Он хотел знать, рожала ли некая Серафима Уайт в течение последнего месяца в одной из больниц Сан-Франциско и можно ли найти ребенка. Поскольку он не собирался рассказывать о своих отношениях с Серафимой и отказался от сочинения «легенды» (компетентный частный детектив сразу скумекал бы, что это липа), его интерес к ребенку, само собой, вызывал подозрения.

— Мисс Уайт поступила в больницу Святой Марии вечером пятого января, с очень высоким давлением, осложняющим беременность.

Одного взгляда на здание, в котором Нолли принимал клиентов (старый четырехэтажный кирпичный дом в районе Норт-Бич, нижний этаж которого занимал стриптиз-клуб), Младший понял, что нашел нужного ему человека. К детективу вели шесть пролетов узкой лестницы, никаких лифтов, и длинный коридор с порванным линолеумом и стенами в пятнах, о происхождении которых не хотелось и думать. В затхлом воздухе стояли запахи хлорки, табака, пива и умерших надежд.

— Ранним утром седьмого января, — продолжил Нолли, — мисс Уайт умерла в родах, как вы и предполагали.

В офисе частного детектива имелись крошечная приемная и маленький кабинет, секретарь отсутствовал, зато наверняка хватало тараканов и грызунов.

Сидя у стола детектива, во многих местах прожженного сигаретами, Младший слышал, или ему казалось, что слышит, как кто-то что-то грыз в одном из двух тронутых ржавчиной металлических шкафов. То и дело он вытирал шею или касался лодыжек в полной уверенности, что по нему ползают насекомые.

Ребенка отдали в «Католическую семейную службу» для последующего усыновления.

— Она — баптистка.

— Да, но больница католическая, и эту услугу они предлагают всем незамужним матерям, независимо от вероисповедания.

— И где сейчас ребенок?

Когда Нолли вздыхал и хмурился, казалось, что его шишковатое лицо сейчас сползет с черепа, словно овсяная каша — с ложки.

— Мистер Каин, к моему огромному сожалению, мне придется вернуть половину полученного от вас задатка.

— Да? Почему?

— По закону, все документы, касающиеся усыновления, секретны и так тщательно охраняются, что проще заполучить полный список агентов ЦРУ, работающих по всему миру, чем узнать, в какой семье находится ребенок.

— Но вы же добрались до больничных бумаг…

— Нет. Сведения, которые я вам сообщил, получены в управлении коронера, где выписывалось свидетельство о смерти. Но, даже если бы я добрался до документации больницы Святой Марии, в ней не содержалось бы и намека на то, куда «Католическая семейная служба» определила младенца.

Заранее предположив, что с получением нужной ему информации могут возникнуть проблемы, Младший достал из кармана пачку хрустящих сотенных, еще не распечатанную, в банковской обертке с надписью «$10 ООО».