Похититель вечности - Бойн Джон

Мы встретились в его рабочем кабинете в субботу утром, где–то в середине 1895 года. Аверофф сидел за огромным столом из красного дерева и, когда я вошел, сразу же встал и сердечно пожал мне руку, что меня удивило. С тех пор, как мы виделись в последний раз, его седые волосы стали почти белыми, и я не мог отделаться от мысли, что он похож на американского писателя Марка Твена.

— Матье, — сказал он, подводя меня к удобному дивану и садясь в кресло напротив. — Рад вас снова видеть. Как давно мы не встречались?

— Около года, — нервозно сказал я, размышляя, должен ли я немедленно извиниться за свое поведение или лучше притвориться, что ничего не было. Человек в его положении, с его заботами, разумеется, слишком занят, чтобы помнить каждый намек, каждое слово, высказанное против него, успокоил я себя, решив в итоге, что пусть все идет, как идет. — На приеме у Кракова, если мне не изменяет память.

— Ах, да, — сказал он. — Ужасная история, верно? — (Петр Краков, министр правительства, несколько недель назад был застрелен на улице возле своего дома. Никто не взял на себя ответственность, но пошли слухи о каких–то подпольщиках, что вызвало всеобщее удивление, поскольку в этом городе жестокость была не в ходу.)

— Ужасно, — сказал я, почтительно кивнув. — Кто знает, в какие дела он мог ввязаться? Печальный конец.

— Что ж, не будем строить предположения, — быстро сказал Аверофф, точно ему все было и так хорошо известно. — Истина рано или поздно восторжествует. А праздные сплетни ни к чему нас не приведут.

Я посмотрел на него и подумал, колкость это или нет, но решил, что все же пока нет. Его стол был заставлен фотографиями в рамках, я попросил разрешения взглянуть. Он с улыбкой кивнул и жестом пригласил меня подойти.

— Это моя жена Долорес. — Он показал на улыбающуюся и красиво состарившуюся женщину. Черты ее лица были прекрасны — должно быть, в молодости она была потрясающе красива; такие женщины становятся поистине сногсшибательны, достигнув зрелого возраста. — А это мои дети. И их жены и дети.

Их было много, и я заметил, что когда он мне их показывал, его лицо светилось гордостью; я завидовал. Наши жизни были похожи: Георг Аверофф и я, оба мы были дельцами, оба нажили большие деньги, мы были ловкими предпринимателями, а все же эта сторона жизни от меня ускользнула. Я задумался, возможно ли, что после множества распавшихся браков и союзов я еще смогу стать отцом ребенка или обзаведусь счастливой семьей, как он. Может, это правда; может, для каждого мужчины существует лишь одна женщина, и я ее уже потерял. Не что чтобы я когда–то надеялся ее удержать.

— Итак, — с улыбкой сказал он, когда мы снова расположились друг напротив друга, — зачем же вы хотели меня повидать?

Я рассказал Георгу о событиях последних месяцев, поведал о блестящих планах Пьера и о том, что в итоге они могут пойти прахом. Показал ему письмо от кронпринца Константина, стараясь убедить его помочь нам, твердя о том, какие беды нас ждут, если игры станут Венгерскими. Я взывал к его патриотизму, напирая на то, как важны эти Игры для Греции; по правде говоря, мне не было нужды так усердствовать, поскольку он почти сразу же согласился.

— Разумеется, я помогу, — сказал он, широко разведя руками. — Это великое событие. Я сделаю все, что от меня зависит. Но скажите мне, Матье, почему это волнует вас? Ведь вы не грек?

— Я француз.

— Я так и думал. Так почему же вы ввязались в эти проблемы, чтобы помочь грекам и де Кубертену? Мне любопытно.

На миг я уставился в пол, размышляя, стоит говорить правду или нет.

— Несколько лет назад, — сказал я в итоге, — я был женат на сестре Пьера де Фреди. По правде сказать, мы до сих пор женаты. И я обошелся с ней… — я пытался подобрать верное слово, — …нехорошо. Я испортил то, что могло стать прекрасным браком, и обидел ее. Я не люблю обижать людей, Георг. И теперь пытаюсь загладить свою вину.

Он медленно кивнул.

— Понимаю, — сказал он. — И вы хотите вернуть ее?

— Не думаю, — сказал я. — По крайней мере, я этого не планировал. Мне просто хотелось ей чем–то помочь. Хотя нас, разумеется, снова свело вместе, и какие–то чувства ожили. Когда мы встретились, она оказала мне большую услугу. У меня есть племянник, Том, и ему не повезло в жизни. Его отец погиб при трагических обстоятельствах, когда он был младенцем, а мать потянулась к бутылке. Он пришел навестить меня в начале этого года, когда освободился из тюрьмы, где отсидел срок по пустяковому обвинению, и отчаянно нуждался в какой–то стабильности. Селин великодушно согласилась дать моему племяннику работу в своей конторе — для него это был дар небес, поскольку ему были нужны деньги и работа. По некоторым причинам мальчик отказывается иметь дело со мной или принимать от меня что–то, но она стала для него ангелом, в память о наших прежних отношениях. Думаю, что я… — Вдруг я ненадолго замолчал, поняв, что́ говорю. — Простите, — быстро сказал я. — Вам ни к чему это выслушивать. Простите, должно быть я выгляжу нелепо.