Вампир Лестат - Райс Энн

Густые черные парики с ровно подстриженными над глазами челками были украшены золотыми диадемами. На обнаженных руках сверкали браслеты в виде змей, на пальцах сияли перстни.

Одежды были сшиты из белоснежного полотна. На обнаженном до пояса мужчине было нечто вроде юбки, а на женщине – длинное и узкое, лежащее красивыми складками платье. На обоих сверкало множество золотых ожерелий, некоторые из которых украшали великолепные драгоценные камни.

Обе статуи были почти одинаковы по размеру и сидели в одинаковых позах – со спокойно лежащими на коленях руками. Эта одинаковость поразила меня не меньше, чем застывшая красота и сверкающие словно драгоценные камни глаза.

Ни одна скульптура не производила на меня такого впечатления одушевленности, хотя, конечно, ничего живого в этих статуях не было. Возможно, все дело было в одежде, в переливах света, отражающегося в золотых ожерельях и темных глазах.

Неужели это Осирис и Исида? Действительно ли на ожерельях и диадемах я вижу какие-то надписи, или мне это только кажется?

Мариус молчал. Так же как и я, он не отрываясь смотрел на фигуры, и выражение его лица понять было трудно. Быть может, это была печаль?

– Могу я подойти к ним ближе? – шепотом спросил я.

– Конечно, – ответил Мариус.

Я направился к алтарю, чувствуя себя ребенком, вошедшим в храм и с каждым шагом испытывающим все большую робость. Остановившись всего в нескольких шагах от статуй, я посмотрел им прямо в глаза. Они были великолепны своей глубиной и яркостью переливов света. Они были слишком настоящими!

Я отчетливо видел каждую ресницу, каждый волосок их бровей – все было сделано с удивительной тщательностью.

С такой же тщательностью были вылеплены и полуоткрытые губы, за которыми я видел поблескивающий ряд зубов. На тщательно отполированных лицах и руках я не увидел ни одного изъяна. Они смотрели прямо на меня – так, как смотрят обычно все статуи или нарисованные фигуры.

Я терялся в догадках. Если это не Осирис и Исида, то кто же они? Какие древние истины символизируют собой, и почему в относящихся к ним словах так определенно звучит приказ: Те, Кого Следует Оберегать?

Склонив голову набок, я сосредоточенно изучал их лица.

Глаза были карими, с черными зрачками поистине бездонной глубины и влажными белками, словно покрытыми прозрачным лаком, а губы – нежнейшего оттенка пепельной розы.

– Позволено ли… – начал я шепотом, оборачиваясь к Мариусу, и неуверенно замолк.

– Ты можешь прикоснуться к ним.

Однако мне такой поступок показался святотатственным. Я продолжал рассматривать их – раскрытые ладони, спокойно лежащие на коленях, длинные ногти, очень похожие на наши и как будто сделанные из сверкающего стекла.

Я подумал, что могу себе позволить коснуться тыльной стороны ладони мужчины, что это не будет столь уж святотатственным, однако больше всего мне хотелось дотронуться до лица женщины. Наконец я неуверенно поднял руку к ее щеке и позволил себе провести пальцами по совершенной белизне… Потом заглянул в ее глаза.

Нет, это не может быть камень, я чувствовал, был уверен в этом! Не может… На ощупь совсем как… А глаза женщины… что-то…

Неожиданно даже для самого себя я отскочил назад.

Точнее сказать, отлетел, опрокинув вазы с лилиями, и с силой ударился о стену возле самой двери.

Я весь дрожал, и ноги отказывались меня держать.

– Они живые! – воскликнул я. – Это вовсе не статуи. Они такие же вампиры, как и мы.

– Да, это так, – подтвердил Мариус. – Хотя само слово «вампир» им неизвестно.

Он продолжал, как и прежде, стоять, спокойно опустив руки и не сводя взгляда с таинственных фигур.

Потом медленно повернулся, подошел ко мне и взял меня за правую руку.

Кровь бросилась мне в лицо. Я хотел что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова. Оторвав взгляд от статуй, я уставился на держащую меня руку.

– Все в порядке, – с печалью в голосе сказал он. – Я не думаю, что им было неприятно твое прикосновение.

Смысл его слов не сразу дошел до меня. Наконец я понял…

– Ты хочешь сказать, что ты… Ты не знаешь… Они просто сидят здесь и… О Боже!

Мне вдруг вспомнились его слова, произнесенные несколько столетий назад, о которых упомянул в своем рассказе Арман: «Те, Кого Следует Оберегать, пребывают в мире… или в безмолвии. Большего нам знать не дано».

Меня трясло как в лихорадке. Руки и ноги сильно дрожали.

– Они мыслят, дышат, они живые, как и мы, – заикаясь, говорил я. – Сколько уже времени они сидят вот так? Сколько?